Ледария. Кровь и клятва
Шрифт:
Он уже почти сдался, когда вдруг вспомнил, что среди тех, кто пытался поймать его во сне два месяца назад, не было только одного из высших — Лоиса Катарка, университетского магистра права. Было ли это случайностью или он не работал вместе с Орденом? Что если открыться и приложить больше сил? Если он не ошибся, и Лоис не ведет охоту за проклятыми знаниями, риск себя оправдает. Кэларьян сосредоточился, чтобы достучаться до магистра, и уже почти коснулся знакомого свечения, когда вдруг яркая, ослепительная вспышка острым лезвием вспорола разум.
Кэларьян зажмурился, хотя
Сколько прошло времени, он не знал, но, когда пришел в себя, обнаружил, что стоит на коленях, уткнувшись лбом в доски пола, и весь дрожит. Зарево оставило перед глазами цветные пятна, как если бы он, не моргая, смотрел на полуденное солнце. Кто из живых мог достичь такой силы? Это просто невозможно. Самый сильный посвященный умер два десятка лет назад — кому, как ни Кэларьяну, знать об этом. И хотя Ригелли успел посвятить его до высшей ступени, даже тогда свечение Кэларьяна не достигло такой яркости. Что говорить о прочих!
Кэларьян покачивался из стороны в сторону, отказываясь верить тому, что видел. Чувство падения отпустило не до конца, зрение еще не вернулось, и он без сил растянулся на полу. Обычно свечение было шаром, который можно охватить сознанием, как большой предмет — взглядом. Но это зарево — оно погружало в себя, затягивало и грозило поглотить без остатка. Таким свечением, если верить Ригелли, мог обладать лишь Девин Айст, Единый "бог", подпитанный верой тысяч людей. Но он находился за непреодолимой гранью, в Темном мире, а живым не дано видеть мертвых, пока кто-нибудь не принесет жертву. И Кэларьян никому, никому не говорил об этом! Неужели кто-то узнал? Неужели мало было сжечь все записи? Столько лет прятаться — и все напрасно?!
Кэларьян прижал ладони к глазам и свернулся в комок. Шершавые половицы холодили сквозь тонкую рубаху, плечо колола заноза. Ушибленное колено пульсировало, обещая множество бессонных ночей. Но зрение постепенно возвращалось. Красная изнанка век проявилась сквозь мерцающие пятна. Кэларьян приоткрыл глаза и с трудом разглядел тлеющие в камине угли. Ночная тьма окутывала комнату, но яркие сполохи прыгали вокруг, даже когда он не закрывал глаза. Хорошо бы зажечь лампу, привести себя в порядок и выпить. И хорошо бы не одному, но что сказать Гансварду? Кэларьян приподнялся на локте, чуть не рухнул обратно от боли в плече, повернулся… и замер, пораженный. Цветные пятна меркли и постепенно обретали форму. Он моргнул, но это не прошло. Он мог зажмуриться или смотреть во все глаза, — темнота одинаково не давала избавиться от ощущения, что он видит в этих пятнах лицо. Кэларьян встряхнул головой, неуклюже, как жук, завозился на полу и поднялся на ноги. Нет. Только не это. Просто игра воображения…
Он озирался по сторонам, закрывал глаза и морщился, пытаясь прогнать видение, но что бы ни делал, перед внутренним взором стояло лицо Ригелли. Облик, размытый вспышкой зарева, наконец проявился.
Кэларьян бросился к столу, схватил лампу и плюхнулся на коврик
Когда все три разгорелись, а свежее полено в камине охватило пламя, лицо Ригелли постепенно утонуло в этом свете, но дрожь не ушла. Боль, гораздо сильнее той, что причинял свет обожжённым глазам, сжимала сердце. Ригелли должен быть мертв, рассеян в небытии, как прах на ветру, однако это был он, и он явился прямо в защищенный дом.
Кэларьян вскинул голову. Карланта! Гансвард! Он попытался увидеть их свечение, но не мог сфокусировать взгляд, как получивший тумаков пьянчуга. Прямо как был, босиком и в одной ночной рубахе кинулся он прочь из комнаты, сжимая в похолодевших руках лампу.
Первой за углом была дверь Трувора — тот спал в кресле, негромко храпя. Следующая — Карланты. Глорпка спала, улыбаясь во весь рот одной ей ведомым мечтам. Третья дверь приоткрылась, и из своей комнаты выглянул Гансвард.
— Что за шум? — он подслеповато щурился и едва успел посторониться, когда Кэларьян влетел внутрь. — Что случилось? Кошмары?
— Ты спал? — выпалил Кэларьян вместо ответа. — До того, как услышал шум?
— Старался. А в чем…
Кэларьян мотнул головой, отгоняя вопросы, как назойливых мух.
— Что ты видел во сне? Каких-нибудь людей? Яркий свет?
Гансвард приподнял одну бровь, а потом недовольно нахмурился.
— Откуда ты знаешь? Опять эти штучки?
— Ганс! — Кэларьян в отчаянии вцепился в его плечи. — Кого ты видел?
— Не знаю. Опусти меня, — Гансвард потянул за палец, впившийся ему под ключицу. — Мне снилось, что в библиотеке кто-то есть, я видел их издалека — два размытых силуэта, низкий и высокий. И там было светло, даже слишком. Как будто в небе летнее солнце, а у нас нет крыши.
Руки Кэларьяна опустились, он сделал шаг назад, наткнулся на стол и тяжело присел на его край. Лоис, коротышка Лоис, неужели попытки выйти на связь навели на него Ригелли?
— Что они там делали?
— Говорили, Кэл, больше ничего. Мне не нравится, как ты выглядишь.
Кэларьян провел ладонями по глазам, массируя разбухшие веки, но под ними еще мерцал слабый образ Ригелли, и он поспешно отнял руки.
— Ты должен уехать. И Карланта тоже. Вы оба. Твой племянник, он все еще торгует лошадьми? А, впрочем, неважно. Возьми мои деньги, купи все, что нужно, и отправляйтесь на юг.
— Что за чушь ты несешь? Я зол на тебя, но это пройдет. Или ты хочешь вышвырнуть меня, не дождавшись прощения?
Только взглянув на друга, Кэларьян понял, что тот шутит.
— Ты не понимаешь. Вы в опасности. Здесь, в Торпе. Нет, рядом со мной! — говорить это было больно. Если Ригелли уже коснулся Гансварда, он с той же легкостью пробьется и к Карланте. Нельзя, нельзя, чтобы она оставалась здесь, чтобы ее связь с Кэларьяном была так заметна. Эту связь нужно ослабить, нужно занять его место в душе глорпки чем-то другим.