Леденящая жажда
Шрифт:
Тут в дискуссию вмешался Голубков:
— Майор, мы уже говорили с вами об этом. Я просил поискать в отчетных документах описания препаратов. Вам удалось найти что-либо соответствующее симптоматике отравлений в Глазове?
— Я принес копии отчетов.
— А как вы сами полагаете, яд, примененный в означенном районе, имеет отношение к этим секретным разработкам?
— Сейчас я ничего не могу сказать, все зависит от того, кто стоит за отравлениями. Установив, откуда, как говорится, ветер дует, можно будет уже строить предположения по поводу источника, откуда мог поступить этот препарат.
Ничего
— Итак, генерал, я оставляю вам копии документов… Я могу быть еще чем-нибудь полезен?
Инициативу взял на себя Пастух:
— Майор, вы не могли бы в порядке обмена информацией хотя бы намекнуть, кто еще имеет доступ к этим веществам?
— В каком смысле — еще?
— В смысле — кроме вас.
— Вы неправильно меня поняли.
— то есть?
— Я к этим веществам прямого доступа не имею. Только к документам.
— М-да… ситуация яснее не стала.
— Ничего не поделаешь. Единственное, что могу вам сказать: по нашей информации ни одна террористическая организация мира не обладает технической базой, достаточной для разработки подобных веществ. Если очень напрячь фантазию, то можно, конечно, предположить, что некто является с поддельными документами на секретный склад, запрашивая якобы вакцину. Ну это так, к примеру. Можно также предположить, что человек, охраняющий препараты, механически смотрит только на инвентарный номер, не задумываясь особенно, что за ним скрывается. Таким образом вещество оказывается в руках злоумышленника. Как вы понимаете, я только что бредил…
— Все возможно на этом свете… Вот только откуда этот первый смог узнать о существовании вещества?
— Вот этого уже не могу вам сказать. Фантазии не хватает.
— Огромное спасибо, майор. Мы внимательно проштудируем эти отчеты.
— Благодарить особенно не за что. И майор так же тихо удалился.
— Значит, мы, то есть вы, не с того конца начали, — сделал вывод Пастухов.
— К этому еще можно будет вернуться. Итак, химическое вещество, которого нет в природе… — Последняя фраза звучала зловеще.
— Мурашки по коже бегут, когда слышу «химическое вещество», — пробормотал Муха.
— Думаешь, ты один тут такой чувствительный, — перебил его Док. — И они на это рассчитывают.
— А кто, собственно, «они»? — Вопрос был из разряда риторических.
Голубков подытожил:
— Они — это те, кто организовал отравление в Глазове. — На этих словах генерал выразительно взглянул на Трубача.
— Я понял..: Я сначала не врубился… Я даже видел их. Правда, было темно, дождь. Я, наверное, ранил или убил одного. Но я сестру вез..
— Уже теплее!
— Да я просто лох трамвайный!
— Не надо, у тебя другие заботы были.
— Какие уж тут другие заботы?
— Ты их запомнил?
— Ну так, в общих чертах…
— Должен вспомнить.
На следующий день на столе у полковника лежал фоторобот. Трубач сделал нечеловеческое усилие, он буквально выуживал в памяти то форму носа, то разрез глаз, складку губ, родинку под глазом — то ли правым, то ли левым… Как он все это запомнил? Вот так. Сказался профессиональный навык. Талант, как говорится, не пропьешь. Взглянул один раз и будто сфотографировал как бы помимо своей воли. В суете, в
Некоторое время спустя появились первые значимые результаты — человек с фоторобота значился в розыске. По делу о взрыве в одной из станиц Краснодарского края около года назад.
В Чечню возвращаться никому не хотелось.
Но пришлось.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Санкт-Петербург
30 июня 200… года, 20.55
Жора Кирик никак не мог заставить себя выключить телевизор. Уже осталось пять минут до выходе новостей, и было слышно, как за дверью коллеги матерят его нерасторопность. Он отчетливо слышал каждое, мягко говоря, неласковое слово в свой адрес, но продолжал снова и снова просматривать один и тот же сюжет. Тот, который был на кассете. Не верилось, не хотелось верить, что такое происходит почти за твоей спиной и ты ни о чем не догадываешься!
И не только ты, но и все остальные! Может быть, это происходит везде, и в каждом городе есть своя катастрофа. Мир умирает на глазах, а никто ничего не знает. Узнаем, когда придет наш черед!
Такой пафосный монолог Жора проговорил, разумеется, вслух и, разумеется, перед зеркалом. Оно здесь было гораздо меньше, чем в редакторской.
Ощущая всю трагичность происходящего, Жора с удивлением обнаружил в глубине своей души подленькое чувство — радость. Он радовался, как может радоваться только журналист.
Сенсация!
На экране мелькали кадры, снятые в небольшом провинциальном городе. Люди на носилках, впалые красные щеки, безумные глаза, реанимация…
«События в этом городе тщательно скрываются от российской общественности…»
У Жоры сердце застучало с удвоенной скоростью. Ну свезло так свезло!
Тут, как всегда, стали ломиться в дверь.
— Жор, ты что закрылся? Через пять минут выдача эфира, — послышался приглушенный голос Петруччо, Петра Лебедева, специалиста по экономическим вопросам.
— Еще две минуты.
— Ну их. Нужно подготовить суфлер. Текст где?
— Сейчас, сейчас. Все, иду.
— У тебя есть «Тема дня»?
— Да.
— Так давай.
— Во время эфира и дам.
— Что за секреты?
«Правильно, вам только слово скажи, вы сразу же сенсацию себе сгребете! Не знаю, что ли, что ты на конкурентов материал качаешь, сволочь!» — так Жора только про себя осмеливался думать. Не дай бог озвучить когда-нибудь подобные мысли.
Все- таки что это за клоака — телевидение: все всё знают, все друг под друга копают, но молчат! Как рыбы. Черт бы побрал эти тайны мадридского двора! Вот Петька, например. На первый взгляд свой в доску, рубаха-парень. Как бы не так! Как-то по пьянке в одной из многочисленных «злачных обителей» питерских телевизионщиков Жора, наивный чукотский юноша, рассказал ему про свое собственное журналистское расследование — похвастаться хотел, дурень! А Петька на следующий день все эти идеи на другом канале озвучил, и только через два часа здесь вышел уже его, Жорин, сюжет. И кому потом докажешь, кто что у кого украл. Нет, сейчас никому и ничего! Зато какие у всех лица будут, когда они такое увидят!