Леди на монете

Барнс Маргарет Кэмпбелл

Когда визит в Монетный двор пришел к концу, Фрэнсис чувствовала большую симпатию к мистеру Слингсби, и ей совсем не хотелось уходить.

– Мне было очень интересно! Я получила огромное удовольствие. Мне хотелось бы узнать еще о многом, но, может быть, в скором времени я смогу побывать у вас еще раз, – говорила она мастеру, который раскланивался так, словно перед ним была королева.

Наблюдая за тем, как Фрэнсис улыбалась мистеру Слингсби, как протягивала ему для поцелуя маленькую руку, затянутую в перчатку, многие придворные не могли не думать о том, что из нее действительно получилась бы прелестная королева, правда, мисс ла Гарде была настроена более скептически.

– Смешно,

что Прекрасная Стюарт так возомнила о себе, – сказала она своей компаньонке, когда их никто не мог слышать. – Это не такая уж редкость – любовница короля. Говорят, что он зачастил в Друри Лейн [39] из-за одной актрисы, она называет себя Нелл Гвин, и у нее такие же рыжие волосы, как и у Каслмейн. Она шутит очень вульгарно, и все мужчины смеются.

Королевская кавалькада возвращалась в Уайтхолл, впереди ехал король, за ним – Фрэнсис, но когда они подъехали к дворцу, смех и разговоры внезапно оборвались, потому что слуга, ожидавший их, бросился к королю со срочным сообщением. Пока они отсутствовали, королеве внезапно стало плохо. Сразу же послали за ее докторами, и хотя Екатерина и запретила это делать, – и за королем в Тауэр.

39

Друри Лейн – в XVII веке крупнейший лондонский театр.

Забыв про Фрэнсис и понимая, что его надеждам дождаться наследника и на этот раз не суждено сбыться, Карл бросился в апартаменты королевы.

Глава 15

Хотя большинство близких друзей Карла и удивлялись тому, что он обеспокоен и встревожен болезнью королевы, Фрэнсис понимала его прекрасно. Она никогда не сомневалась в его привязанности к Екатерине, которая – единственная из всех женщин любила его и была ему верна. Казалось, что если она поправится, собственная верность – это все, что она впредь сможет дать ему, потому что доктора сказали, что у нее никогда не будет детей.

Преждевременное рождение сына причинило непоправимый вред ее здоровью, у нее был сильный жар, и общее тяжелое состояние усугублялось глубочайшей депрессией.

День ото дня ее состояние ухудшалось, врачи беспомощно качали головами, не оставляя королю никакой надежды на ее выздоровление. Они не могли понять, почему он так убивается у ее постели, почему рыдает, уткнувшись в ее подушки, когда прежде пренебрегал ею, здоровой. Теперь же если даже она и выкарабкается, то будет для него лишь обузой.

Однако Карл все воспринимал совсем по-другому. И Фрэнсис также желала королеве выздоровления – отчасти из самых добрых чувств к ней, отчасти – из эгоизма, потому что была уверена: если Екатерины не станет, Карл спустя какое-то время непременно предложит ей стать его женой. Сможет ли она отказаться от такого предложения – в это трудно было поверить, но в том, что она этого хочет, – Фрэнсис сильно сомневалась.

Пока королева боролась с болезнью, а Карл часами сидел возле ее постели и в те редкие минуты, когда она приходила в себя, умолял жену не умирать ради него, Фрэнсис, у которой было много свободного времени, могла спокойно думать о своем будущем.

Любовь Карла к ней, которая ни у кого не вызывала сомнений, давно поставили Фрэнсис в особое положение при Дворе, однако сейчас на нее смотрели с новым, нескрываемым интересом. В эти дни и недели, когда королева боролась со смертью, заключались пари, станет ли Фрэнсис ее преемницей. По мере того, как проходило

время, все видели, как Карл стремится быть именно с Фрэнсис в те редкие минуты, когда может оставить королеву, и количество желающих поставить против Прекрасной Стюарт стремительно уменьшалось.

При королеве находились только самые близкие ей люди, к тому же имеющие навыки сиделок, однако Фрэнсис знала обо всем со слов короля. Когда у него выдавалось время, он посылал за ней, и она выслушивала все, что он хотел ей рассказать, и старалась его успокоить. Фрэнсис делала это так искренне и сердечно, что и в его отношении к ней стало гораздо больше благодарной привязанности, чем страстного желания.

Чаще всего они встречались в апартаментах Барбары. Каждый вечер он ужинал с ней, но требовал, чтобы присутствовала и Фрэнсис, и Барбара была вынуждена подчиниться этому требованию. Теперь уже и у Барбары не осталось никаких сомнений в том, что – выживет Екатерина или умрет, – у нее, у Барбары, есть замена. Вполне вероятно, что король, очень привязанный к детям, которых она родила ему, никогда не позволит себе полностью порвать с ней отношения, но она утратила всякое влияние на него, и он стал к ней совершенно равнодушен. Ни лесть, ни сцены больше не действовали на него, так что Барбара почла за лучшее притворяться, что по-прежнему дружна с Фрэнсис, хотя это и было грубой ложью.

Фрэнсис, в своем юношеском неведении и неумении разбираться в сложностях человеческих характеров и отношений, не догадывалась, какой удар был нанесен по самолюбию Барбары. Ей было известно, что любовником леди Каслмейн был Генрих Джермин и что, охладев к нему, она обратила свое внимание на другого молодого человека, который незадолго перед этим появился при Дворе и был в приятельских отношениях с Букингемом. Зная все это, Фрэнсис никак не могла понять, почему Барбара должна страдать от равнодушия короля. Все, что она могла требовать от него, – это выполнения своих обязательств, а это он будет делать. И делает.

На какое-то время Фрэнсис была спасена. Сейчас Карлу нужна была не любовница, а друг, а именно другом его она и хотела быть. Никогда раньше она не ощущала в себе так много глубоких женских чувств и так мало кокетства, никогда раньше в ее сердце не было столько нежности и сострадания, как теперь, когда она видела, как Карл без устали вышагивает по гостиной с мрачным, печальным лицом и чаще всего говорит невпопад.

Барбара с трудом подавляла в себе ярость от того, что ее апартаменты используются королем для встреч с Фрэнсис. Прекрасные кушания, которые подавались, оставались нетронутыми, и Карл смотрел на нее невидящими глазами и, казалось, вовсе забывал о ее присутствии. Он мог без всякого извинения удалиться в ее спальню, и при этом его совершенно не волновало, где и с кем она.

– Пожалуйста, прошу вас, вы не должны терять надежду, – говорила Фрэнсис королю, который сидел в кресле, закрыв лицо руками. – Королева пытается сопротивляться болезни, и это значит, что она хочет жить. Разве это не утешает вас? Вам следует помочь ей, она должна видеть, как вы любите ее и как она вам нужна.

– Бог свидетель, я делаю все, что в моих силах, – с отчаянием ответил он, – но я не очень много думал об этом, когда она была здорова.

– Нет, нет. Это совсем не так. Я знаю об этом. Иногда королева делилась со мной, рассказывала, как вы добры к ней. И вы никогда не позволили бы кому-нибудь обидеть ее. Она всегда знала… Как бы точнее выразиться?.. Вот: она всегда знала, что ее положение прочно. Она была вашей женой, с которой вы бы никогда не согласились расстаться.