Леди полночь
Шрифт:
Некромант был женщиной?
Эмма быстро подошла ко второй двери. Прижавшись носом к стеклу, она могла видеть нечто похожее на воду. Она волновалась и двигалась, и темные фигуры скользили в ней — одна из них ударилась о стекло, и девушка с визгом отпрыгнула назад, прежде чем поняла, что это была всего лишь маленькая полосатая рыбка с оранжевыми глазами. Она смотрела на нее какое-то мгновение, прежде чем вновь скрыться в темных водах.
Девушка подняла свой ведьмин огонь ближе к стеклу, и теперь вода была действительно различима —она была лучистой, глубокого сине-зеленого цвета, как глаза Блэкторнов. Она видела рыб и дрейфующие морские водоросли,
Она заметила металлический объект, зафиксированный между дверьми. Поначалу девушка подумала, что это был резной нож, торчащий из стены, но затем поняла, что это был рычаг. Она потянулась к нему и сомкнула руку вокруг рычага. Он был холодным под ее пальцами.
Она дернула его вниз.
Сначала ничего не случилось. Затем обе смотровые двери широко распахнулись.
Неземной вой разорвал комнату. Эмма развернулась и в ужасе распахнула глаза. Второй иллюминатор был широко открыт и сиял ярко-синим, и Эмма увидела, что это был вовсе не аквариум — это была дверь в океан. Огромная, глубокая вселенная воды открылась с другой стороны двери, обматывающие морские водоросли и вздымающиеся потоки в темноте, темные очертания кого-то, гораздо большего, чем рыбы.
Повсюду был запах соленой воды. Потоп, подумала Эмма, а потом она обнаружила, что ее столкнуло с ног и потащило в сторону океана, словно ее засасывало в сток. Она успела лишь вскрикнуть перед тем, как ее протащило через дверной проем, и вода сомкнулась над ее головой.
Кэмерон Эшдаун.
Джулиан рисовал. Кристина передала ему записку от Эммы, когда он спустился с чердака: короткая записка, по существу, в которой говорилось, что она собирается к Кэмерону, и чтобы ее не ждали.
Он смял ее в руке и пробормотал что-то Кристине. Секундой позже он уже бежал к лестнице, ведущей в его студию. Распахнул ящик с принадлежностями для живописи, опрокидывая краски. Расстегнул свою куртку, сняв, швырнул ее в сторону; затем, срывая колпачки с тюбиков масленых красок, он выдавливал цвета на палитру, пока резкий запах краски ни заполнил комнату и проредил туман в его голове.
Он атаковал холст, держа кисть как оружие, и краска разливалась, словно кровь.
Он писал в черных, красных и золотых тонах, позволяя событиям минувших дней вытечь из него, будто они были ядовитой отравой. Кисть полоснула по пустому холсту, и вот уже на нем был Марк на пляже, лунный свет играл на ужасных шрамах на его спине. Там был Тай с ножом, приставленным к горлу Кита Рука. Тавви, кричащий из-за ночных кошмаров. Марк, съежившийся от стила Джулиана.
Он понимал, что вспотел, что его волосы липли к его лбу. Он ощущал вкус соли и краски во рту. Он знал, что не должен быть здесь; он должен заниматься тем же, что и всегда: заботиться о Тавви, искать новые книги, чтобы насытить любопытство Тая, наносить исцеляющие руны на Ливви, когда она порежется во время фехтования, сидеть с Дрю, когда она будет смотреть плохие ужастики.
Он должен быть с Эммой. Но Эммы тут не было; она жила своей собственной жизнью, и так и должно было быть, такими должны быть отношения между парабатаями. Связь парабатаев – это не брак. Это нечто, что нельзя описать словами из английского языка примитивных. Ему полагалось желать счастья
Так почему же он чувствовал, будто он был заколот до смерти изнутри?
Он пошарил в поисках золотой краски, потому что тоска поднималась в нем, пульсируя в его венах, и только нарисовав ее, можно было прогнать это прочь. А он не мог нарисовать ее без золотой краски. Он подхватил тюбик и — захлебнулся. Кисть с выпала из его руки и с грохотом упала на землю; он рухнул на колени. Он задыхался, его грудь свело судорогой. Он не мог втянуть в легкие воздух. Его глаза жгло, его горло горело.
Соль. Он захлебывался солью. Не солью в крови, а именно океанской солью. Он почувствовал привкус моря во рту и закашлялся, его тело сжалось, когда он выплюнул морскую воду на пол.
Морская вода? Он вытер рот тыльной стороной ладони, его сердце стучало. Сегодня он не приближался к океану. И все равно в его ушах он слышал звук, как из морской раковины. Его тело болело, а его руна парабатай пульсировала.
Потрясенный и дезориентированный, он дотронулся рукой до руны. И он знал. Он знал, не понимая, как, он знал это в глубине души, где его связь с Эммой была выкована огнем и кровью. Он знал, так как она была частью него, так как ее дыхание было его дыханием, и ее сны были его снами, и ее кровь была его кровью, и когда ее сердце остановится, он знал, что его замрет вместе с ней, и он будет рад этому, потому что он ни секунды не хотел бы жить в мире, где нет ее.
Он закрыл глаза и увидел вздымающийся океан, черно-синий и бездонный, заряженный силой самой первой волны, что разбивалась о первый в мире пустынный пляж. И он знал.
Куда ты пойдешь, туда и я пойду.
– Эмма, - прошептал он, сорвался и побежал.
Эмма не была уверена, что пугало ее в океане сильнее всего. В нем было буйство волн — темно-синие с белыми, будто кружевными, гребешками, они были обманчиво красивы, но, когда они приближались к берегу, они атаковали, словно кулаки. Она однажды была в ловушке обрушившейся волны, и помнила чувство падения, будто погружалась в шахту лифта, и как после этого вода с силой прижала ее к песку. Она задыхалась и боролась, пытаясь освободиться, чтобы выбраться обратно на воздух.
А еще глубина океана. Раньше она читала о людях, которые были выброшены в море, и как они сходили с ума, думая о том, что было под ними: мили и мили воды и темные, скользкие, зубастые существа, живущие в ней.
И ее вышвырнуло через иллюминатор прямо в океан, соленая вода поглотила Эмму, заполняя ее уши и глаза. Ее окружала вода, чернота распростерлась под ней, словно яма. Она могла видеть бледный квадрат смотровой двери, удаляющийся все дальше, но как она ни старалась, она не могла добраться туда. Течение было слишком сильно.
Безнадежно, она посмотрела вверх. Ее ведьмин огонь пропал, утонув в водах под ней. Свет от удаляющегося иллюминатора освещал пространство вокруг нее, но выше она не видела ничего, кроме темноты. У нее стреляло в ушах. Одному Разиэлю известно, на какой глубине она была. Вода около иллюминатора была бледно-зеленой, цвета нефрита, но все остальное было черным как смерть.
Она потянулась за стилом. Ее легкие уже ныли от боли. Дрейфуя в воде, толкая себя против течения, девушка прижала кончик стила к руке и нацарапала руну Дыхания.