Леди в саване
Шрифт:
Любящий тебя
Руперт
Руперт Сент-Леджер, замок Виссарион, — Джанет Макелпи, Крум
февраля 3-го, 1907
Я вновь в моей комнате. Мне уже кажется, что я возвращаюсь сюда как домой. Последние несколько дней я был у горцев и старался завести знакомство с ними. Трудная задача, но не вижу ничего другого, как только упорно добиваться своего. Настолько первобытного народа я еще не встречал — они держатся своих представлений, зародившихся сотни лет назад! Теперь мне ясно, какими были некогда англичане, — нет, не в эпоху королевы Елизаветы, ведь это определенный уровень цивилизации, но во времена Coeur-de-Lion [86] и даже ранее — во времена абсолютного владения луком и прочим метательным оружием. Каждый мужчина здесь носит ружье и знает, конечно же, как обращаться с ним. Я нисколько не усомнюсь, что здешние горцы предпочли бы ходить вооруженными, чем одетыми, если бы были вынуждены выбирать одно из двух. Они также носят кинжалы, и кинжал стал их национальным видом оружия. Это своего рода тяжелый нож, и они так мастерски владеют им и так силен их удар, что кинжал в руках синегорца столь же опасен, сколь рапира в руках ma^itre d’arme [87]
86
Львиное Сердце (фр.). Имеется в виду Ричард I Львиное Сердце (1157–1199), английский король (с 1189 г.) из династии Плантагенетов.
87
Учитель фехтования (фр.).
Я перечитал это письмо, тетя Джанет, и боюсь, что оно тебя встревожит. Но удержись и не рисуй себе страшных картин! Честное слово, я просто пошутил насчет смерти, ведь за столько лет, когда она подстерегала меня на каждом шагу, я свыкся с ней. Не слишком это хороший тон, однако помогает — когда чернокрылая старуха витает вокруг тебя денно и нощно в чужих краях, иногда зримая, иногда нет. Впрочем, ты всегда можешь слышать шелест ее крыльев, особенно во тьме, когда они невидимы. Тебевсе об этом известно, тетя Джанет, тебе, которая происходит из рода воинов, которая обладает особым даром видеть скрытое за черной завесой.
Честное слово, я ничуточки не боюсь этих горцев и не сомневаюсь в них. Я уже полюбил в них их замечательные качества и готов полюбить их самих. Я также думаю, что они полюбят меня (а кстати, несомненно, и тебя). Я почему-то думаю, что в их отношении ко мне нет неприязни, но есть какая-то настороженность, они смотрят на меня, отталкиваясь от чего-то в прошлом, от чего-то, что внушает надежду, чем можно гордиться, что вызывает немалое уважение. Пока у них не было возможности оценить меня подобным образом, наблюдая меня и мои дела. Конечно же, такое отношение кто-то объяснил бы тем, что, хотя они внушительные, рослые, крепкие мужи, я все же на голову выше и в плечах шире самого крупного из них — я имею в виду тех, кого видел. Я замечал, как они смотрели на меня снизу вверх, будто измеряя меня, даже когда держались поодаль, а точнее, не подпускали меня к себе ближе чем на расстояние вытянутой руки. Надеюсь, когда-нибудь я пойму, что за всем этим кроется. А пока ничего другого не остается, как только идти своей дорогой — дорогой дяди Роджера в действительности — и ждать, быть терпеливым и справедливым. Я давно оценил эту тактику, живя среди чужих народов. Спокойной ночи.
Любящий тебя
Руперт
Руперт Сент-Леджер, замок Виссарион, — Джанет Макелпи, Крум
февраля 24-го, 1907
Моя дорогая тетушка Джанет,
я неописуемо рад тому, что ты скоро выезжаешь. Это уединение, боюсь, начинает действовать мне на нервы. Вчера вечером на какой-то миг я подумал, что смогу овладеть собой, но слишком быстро утратил равновесие. Я находился в моей комнате в восточной башне, в комнате на corbeille [88] , и наблюдал, как тут и там под деревьями, будто стараясь остаться незамеченными, молча и поспешно двигались люди. Не сразу, но я обнаружил место их сбора — в ложбине посреди леса, как раз за «естественным» садом, названным так на карте, или плане замка. Я приложил все усилия и добрался до этого места, а там вдруг оказался прямо среди них. Собралось, может быть, двести-триста человек, и таких статных мужчин я в жизни не видел. Редкое приключение, однако же я бы не хотел пережить такое еще раз, потому что, как я писал тебе, в этой стране каждый мужчина носит ружье и знает, как обращаться с ним. Кажется, я не встречал здесь ни одного холостяка (да и женатого мужчину), который бы не ходил с ружьем. Интересно, а спать они ложатся тоже с ружьями? В тот же миг, когда я оказался среди них, все имевшиеся в том месте ружья были нацелены на меня. Не волнуйся, тетя Джанет, они в меня не стреляли. Если бы так, я бы не писал тебе сейчас эти строки. Я занимал бы тот самый клочок поместья или ту самую каменную камеру и был бы начинен свинцом от макушки до пят. В обычных обстоятельствах, как я понял, они бы спустили курки мгновенно — таков здесь этикет. Но в этот раз все они, пусть каждый отдельно, установили новое правило. Никто не произнес ни слова и, насколько я мог видеть, не шелохнулся. Поделюсь своим опытом. Я уже не единожды бывал в подобной ситуации, поэтому и с ними постарался вести себя самым естественным образом. Я осознал — эта мысль молнией блеснула, учти, — что если обнаружу страх, или внушу им страх, или даже признаю опасность, всего лишь подняв руки, то вызову на себя огонь. Несколько секунд они оставались недвижимы, будто обратились в камень. Затем на всех лицах, словно по полю ветер пробежал, промелькнуло странное выражение: с таким удивлением люди глядят, просыпаясь в незнакомом месте. В следующий миг каждый взял ружье под мышку и приготовился к любому развитию событий. Все было проделано ими одновременно, четко и быстро, так что я невольно вспомнил про
88
Поддерживающий карниз (фр.).
89
Дворец, являющийся одной из достопримечательностей Лондона, был построен английским королем Генрихом VIII в конце 1530 г.; в настоящее время в нем проживают королевские служащие.
К счастью, при мне не было никакого оружия, поэтому не возникло и повода для осложнений. Я сам, кстати, скор на руку, если речь идет о стрельбе. Но в этом смысле все обошлось, и даже произошло нечто прямо обратное: синегорцы отнеслись ко мне совсем не так, как при первой нашей встрече. Они стали, на удивление, любезными, едва ли не почтительными со мной. Однако все равно подчеркнуто держали дистанцию, и пока я оставался там, я ни на чуточку не сблизился с ними. Они вроде бы испугались меня, или я внушил им благоговение. Не сомневаюсь, что это скоро у них пройдет, и когда мы лучше узнаем друг друга, мы крепко подружимся. Эти парни стоят того, чтобы я немного подождал. (Я понимаю, что это плохо звучит. Прежде ты бы отшлепала меня за такие слова!) Твое путешествие организовано, и я надеюсь, что в пути тебе не на что будет пожаловаться. Рук встретит тебя на Ливерпуль-стрит и обо всем позаботится.
Больше я не буду писать, но когда мы встретимся в Фиуме, я продолжу свой рассказ. Пока, до встречи. Счастливого тебе пути, мечтаю поскорее увидеться с тобой.
Руперт
Письмо Джанет Макелпи, замок Виссарион, сэру Колину Макелпи, Юнайтед сервис клаб [90] , Лондон
февраля 28-го, 1907
Дорогой дядя,
я проделала путь через Европу со всеми удобствами. Какое-то время назад Руперт писал мне, что, когда я попаду в Виссарион, то стану императрицей, и он, конечно же, позаботился, чтобы ко мне и в дороге относились как к монаршей особе. Рук — похоже, очень симпатичный пожилой человек — ехал в соседнем с моим купе. В Харидже он все прекрасно устроил, и дальше, до самого Фиуме, путь был гладким. У меня одной был целый вагон, в который я пересела в Антверпене, — целый вагон со столовой, гостиной, спальней и даже ванной комнатой. С нами ехал повар, распоряжавшийся кухней, — настоящий шеф-повар, похожий на переодетого французского дворянина. Были также официант и горничная. Моя личная горничная Мэгги вначале просто благоговела перед ними. И только когда мы доехали до Кёльна, отважилась давать им распоряжения. Всякий раз, когда мы делали остановку в пути, я видела Рука на платформе беседующим со служащими железнодорожной станции; он охранял дверь моего вагона, будто караульный.
90
Основанный в 1815 г. лондонский клуб для старшего офицерского состава армии и ВМС.
Когда поезд замедлял ход у перрона в Фиуме, я увидела Руперта. Он выглядел величественно — возвышался над всеми как гигант. Он в добром здоровье и, похоже, очень рад моему приезду. Он сразу же отвез меня на автомобиле к причалу, где нас дожидался катер, доставивший нас затем на борт прекрасной большой моторной яхты. Яхта была готова к отплытию, и у сходней нас встретил — не пойму, как он туда добрался, — Рук.
В моем распоряжении вновь было несколько комнат. Мы с Рупертом вместе обедали, и я думаю, это был лучший обед за всю мою жизнь. Какой же Руперт заботливый, ведь он устроил этот обед специально для меня! Сам он съел всего лишь бифштекс и выпил стакан воды. Я рано легла, потому что, несмотря на роскошь, с которой было обставлено путешествие, я очень устала.
Я проснулась в предрассветных сумерках и вышла на палубу. Мы приближались к берегу. Руперт вместе с капитаном стоял на мостике, а Рук выполнял обязанности лоцмана. Заметив меня, Руперт сбежал ко мне по лесенке и повел меня на мостик. Он оставил меня там, вновь побежал вниз и принес мне великолепное меховое манто, которое я прежде не видела. Надел его на меня и поцеловал меня. Это самый ласковый мальчик на свете, а к тому же самый лучший, самый отважный! Он предложил мне взять его под руку и указал на замок Виссарион, к которому мы подплывали. Такого дивного места я в жизни не видела. Не буду описывать его сейчас, лучше тебе увидеть его своими глазами и насладиться зрелищем, как насладилась я.
Замок огромен. Отправляйся в путь, как только здесь все будет готово, и как только ты уладишь вопрос со слугами, которых я наняла; боюсь, нам потребуется еще столько же. Это место уже столетия не видело ни метлы, ни швабры, и сомневаюсь, что в замке была хоть одна большая уборка с тех пор, как его выстроили. И знаешь, дядя, хорошо бы, чтобы ты удвоил ту маленькую армию для Руперта. Мальчик говорил мне, что сам собирается написать тебе об этом. Я думаю, над горничными, когда они сюда приедут, надо поставить старого Лаклана и его жену Мэри, что из семьи Санди. С отрядом служанок, вроде наших тамошних девушек, справиться будет потруднее, чем со стадом овец. Поэтому будет разумно иметь над ними власть, тем более что они не знают ни единого иностранного слова. Рук — ты видел его на станции, на Ливерпуль-стрит, — сможет, если будет свободен, съездить за ними за всеми и доставить сюда. Он предложил сделать это, если я пожелаю. Кстати, я думаю, когда настанет пора отъезда, хорошо бы, чтобы не только девушки, но и Лаклан, и Мэри из семьи Санди тоже называли его мистерРук. Он очень важное лицо здесь. Фактически своего рода хозяин замка; и хотя крайне сдержан, человек редкостных качеств. Конечно же, правильно будет уважать власть. А когда твои члены клана соберутся здесь, он будет у них начальствовать. Боже мой! Какое же длинное письмо получилось; я должна поставить здесь точку и взяться за работу. Я напишу еще.
С любовью
Джанет
Та же — тому же
марта 3-го, 1907
Дорогой дядя,
здесь все идет хорошо, и новостей нет; я пишу только потому, что ты просто прелесть, и я хочу поблагодарить тебя за все хлопоты, которые ты предпринял ради меня и ради Руперта. Я думаю, надо немного подождать с доставкой сюда слуг. Рук в отлучке, он уехал по какому-то делу Руперта и вернется не совсем скоро — Руперт думает, месяца через два. А больше нет никого, кого бы Руперт мог послать за людьми домой; мне же совсем не по нраву мысль отправить сюда всех этих девушек без сопровождения. Даже Лаклан и Мэри из семьи Санди не знают языков и чужих обычаев. Но как только Рук вернется, мы сможем забрать их всех. Рискну сказать, что тебе нужно будет подготовить к тому времени твой клан, и я думаю, что бедным девушкам, которые, наверное, почувствуют себя немного неуютно в этой новой стране, где жизнь так отличается от нашей, девушкам станет полегче, если они будут знать, что рядом с ними их соотечественники мужчины. Было бы хорошо, наверное, если бы обрученные — я знаю, среди них есть такие — поженились перед отъездом сюда. Это будет полезно во многих отношениях и поможет сэкономить на жилье; кроме того, эти синегорцы — мужчины очень привлекательные. Спокойной ночи.