Леди в саване
Шрифт:
Джанет
Сэр Колин Макелпи, Крум, — Джанет Макелпи, замок Виссарион
марта 9-го, 1907
Моя дорогая Джанет,
я вовремя получил оба твоих письма и рад, что тебе так нравится твой новый дом. Это, должно быть, действительно чудесное, особенное место, и я сам с нетерпением жду возможности увидеть его. Я приехал в Крум три дня назад и, как обычно, с удовольствием вдыхаю целительный воздух родного края. Время идет, моя дорогая, и я уже не чувствую себя таким молодым, как раньше. Передай Руперту, что мужчины собраны и ждут не дождутся часа, когда отправятся в путь. И это, конечно же, славные мужи. Сомневаюсь, что видел когда-нибудь лучших. Я натренировал и вымуштровал их как воинов, а к тому же позаботился, чтобы они обучились разным ремеслам по своему выбору. Поэтому к нему попадут мастера на все руки: они не просто знают любое ремесло, но среди них найдется и такой, что исполнит все на свете — только прикажи. Есть кузнецы, плотники, ветеринары, седельники, садовники, паяльщики, ножовщики, а поскольку все они по рождению фермеры и по роду занятий охотники, рыболовы, то это будет отборная челядь. Почти все они — первоклассные стрелки, и я позаботился, чтобы они научились обращаться с револьвером. Их обучают фехтованию, владению палашом, а также джиу-джитсу; я создал из них воинское формирование, с сержантами и
Думаю, ты мудро рассуждаешь, считая, что с приездом служанок следует повременить, а еще мудрее твой совет переженить отобранных мною мужчин и выбранных тобою женщин. Рискну предположить, что еще больше будет свадеб, когда люди обоснуются в чужой стране. Меня это порадует, потому что, раз Руперт собирается поселиться там, хорошо, если при нем будет небольшая колония соотечественников. Им тоже не придется жаловаться, ведь я знаю, что он будет заботиться о них — как и ты, моя дорогая. Горы здесь пустынны, жизнь сурова, и с каждым годом потребность в пашенной земле растет; рано или поздно наш народ узнает нужду. И может статься, что маленькое поселение клана Макелпи за пределами Британской империи когда-нибудь окажет услугу нации и королю. Впрочем, это фантазия! Здесь я уже являю собой осуществление пророчеств Исайи: «…старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения». [91]
91
Иоиль 2: 28. Строки из книги пророка Иоиля ошибочно приписана автором пророку Исайе.
Кстати, моя дорогая, о снах. Посылаю тебе несколько ящиков с книгами, что хранились в твоих комнатах. Почти все это книги по странным предметам, нам понятным, — ясновидение, призраки, сны (вот почему я заговорил о снах), суеверия, вампиры, вервольфы и прочие подобные сверхъестественные сущности и вещи. Я пролистал некоторые из этих книг и увидел твои пометки, подчеркивания, комментарии, поэтому решил, что тебе будет не хватать этой литературы на новом месте. Уверен, тебе будет там уютнее, если рядом окажутся эти твои старые друзья. Я переписал названия книг и послал перечень в Лондон, так что когда ты посетишь меня, ты вновь почувствуешь себя дома во всех смыслах слова. Если ты вернешься ко мне навсегда, я с еще большей радостью, чем прежде, окажу тебе гостеприимство. Но убежден, что Руперт, который, я знаю, очень любит тебя, постарается сделать твою жизнь настолько счастливой, что ты не пожелаешь покинуть его. Поэтому мне придется часто приезжать, чтобы повидать вас обоих, пусть даже я буду вынужден надолго оставлять Крум. Странно, не так ли? Теперь, когда благодаря Роджеру Мелтону, столь любезно вспомнившему обо мне, я могу отправляться, куда пожелается, и делать, что пожелается, мне все больше хочется оставаться дома, греться у камина. Думаю, никто, кроме тебя и Руперта, не смог бы заставить меня расстаться с родным домом. Я много тружусь в моем маленьком полку, как я его называю. Мои воины прекрасны, и я уверен, мы сможем ими гордиться. Форменная одежда сшита, и сшита хорошо. Каждый из них — на вид командир. Говорю тебе, Джанет, когда мы поставим строем стражу Виссариона, мы будем гордиться ими. Осмелюсь сказать, двух месяцев хватит, чтобы добиться результатов, какие требуются от замковой стражи. Я сам привезу моих воинов. Руперт пишет мне, что, по его мнению, будет удобнее, если мы отправимся на отдельном корабле. Поэтому, когда через несколько недель я поеду в Лондон, то постараюсь нанять подходящее судно. Это, конечно же, намного облегчит дело доставки людей и избавит их самих от лишних волнений. Может быть, стоит нанять судно побольше, чтобы взять и всех твоих девушек? Они вроде бы не чужие друг другу. Да, солдат есть солдат, а девушки — это девушки. Но все они сородичи, члены одного клана; кроме того, я, их вождь, буду вместе с ними. Дай мне знать о твоем мнении и твоих пожеланиях на этот счет. Мистер Трент, которого я видел перед отъездом из Лондона, просил передать тебе его «почтительнейший привет» — это его слова, и я их здесь привожу. Трент — хороший человек, мне он нравится. Он обещал до конца месяца приехать ко мне в Крум погостить, и я с нетерпением жду этой радостной для нас обоих встречи.
До свидания, дорогая, и да хранит Господь тебя и нашего дорогого мальчика.
Любящий тебя дядя,
Колин Александр Макелпи
КНИГА III
ПОЯВЛЕНИЕ ЛЕДИ
Дневник Руперта Сент-Леджера
апреля 3-го, 1907
Я дождался полдня — вот этого часа, — чтобы приняться за подробное описание странного происшествия прошлой ночи. Я поговорил с людьми, в чьем здравом рассудке мне прежде не приходилось сомневаться. Я, как обычно, с аппетитом позавтракал и не нашел причин усомниться в том, что я сам здоров духом и телом. Для меня важно, чтобы нижеследующее повествование было не только правдивым в целом, но и точным в подробностях. Я изучил и описал столько случаев для Общества психических исследований, что не могу не знать о необходимости абсолютно точного изложения подобного материала вплоть до мельчайших деталей.
Вчера был вторник, второе апреля 1907 г. День прошел интересно, я занимался самыми разными делами. Вместе с тетей Джанет я съел ланч, а после чая мы вдвоем совершили прогулку по садам и особое внимание уделили месту, отведенному для нового японского сада, который мы назовем «Сад Джанет». Мы гуляли в плащах, потому что сезон дождей уже достиг своего пика, и можно было бы решить, что повторяется потоп, если бы не случались перерывы, в которые дождь готовился полить еще сильнее. Пока эти перерывы коротки, но, несомненно, станут продолжительнее по мере приближения сезона к концу. Мы вместе пообедали в семь часов. После обеда я выкурил сигару, а затем час провел с тетей Джанет в ее гостиной. Я покинул ее в половине одиннадцатого, отправился к себе и написал несколько писем. В десять минут двенадцатого я завел часы, чтобы они не отставали. Подготовившись ко сну, я отодвинул тяжелую штору на окне с видом на мраморные ступени, ведущие в итальянский сад. Перед тем как отодвинуть штору, я выключил свет, потому что мне хотелось взглянуть на сад, а уже потом ложиться. Тетя Джанет всегда считала необходимым (а может, это из правил приличия, я не разобрался) держать окна закрытыми и шторы опущенными. Со временем я добьюсь того, чтобы на мою комнату сие правило не распространялось, но пока перемена в стадии становления, и я, конечно же, не хочу торопиться или проявлять настойчивость, иначе задену чувства тети. Этой ночью я следовал старой привычке. Приятно было выглянуть в окно, потому что вид был по-своему несравненным. Затяжной дождь — непрекращающийся ливень, от которого потоки воды бурлили повсюду, — прошел, и в самых неожиданных местах вода скорее вилась струйками, чем бежала ручьями. Потоп вроде сменялся периодом слякоти. Было довольно светло —
Я глядел на эту дивную картину, и мне показалось, что какая-то белая вспышка переносится произвольно, следуя своему ритму, от куста к кусту, от статуи к статуе — будто от одного укрытия к другому. Вначале я не был уверен, видел я это в действительности или нет. Что меня и встревожило, поскольку я давно привык к точному наблюдению окружающей обстановки, ведь от подобной точности зависела не только моя жизнь, но и жизнь других людей; обычно я доверял своим глазам, и малейшая неуверенность в этом отношении не могла не причинить мне беспокойство. Однако когда я сосредоточился, мой взгляд стал более пристальным, и вскоре я с удивлением отметил, что вижу, как что-то движется — что-то в белом. Я предположил — и это неудивительно, — что вижу нечто сверхъестественное, ведь вера в то, что место населено привидениями, давно пребывала в нас и гласно, и в недомолвках. Суеверия тети Джанет, подкрепленные ее книгами по оккультным предметам — и в последнее время, в нашей изоляции от всего остального мира, сделавшиеся темой наших повседневных разговоров, — немало способствовали такому моему заключению. Поэтому ничего странного не было в том, что я, в полном сознании и при обостренном восприятии, ждал, чем же дальше проявит себя этот призрачный гость, как я в мыслях уже называл его. Наверняка это был призрак или какая-то духовная сущность, ведь это им пристало двигаться столь бесшумно. Чтобы видеть и слышать лучше, я тихо отодвинул складную решетку, открыл окно и, как был босой, облаченный в пижаму, ступил на мраморную террасу. Каким же холодным оказался влажный мрамор! И какой сильный аромат источал вымокший под дождем сад! Будто ночь и ночное светило вытягивали запах из каждого раскрывшегося цветка. От самой ночи, казалось, шел тяжелый, пьянящий дух. Я стоял на верху мраморной лестницы, и все вокруг было в высшей степени призрачным — белая мраморная терраса с лестницей, посыпанные песком белые дорожки, которые мерцали в лунном свете, кусты с белой, бледно-зеленой и желтой листвой, смутно различимой в сиянии ночи, белые статуи и вазы. А среди них все так же бесшумно несущаяся эта загадочная, непостижимая фигура, то ли реальная, то ли пригрезившаяся мне! Я задержал дыхание и напряг слух, но ничего не услышал, кроме звуков ночи и голосов ее приспешников. Совы ухали в лесу; летучие мыши, воспользовавшись прекращением дождя, почти бесшумно носились в воздухе, будто тени. Но след парившего призрака, или фантома, или не знаю уж чего пропал — если вообще я видел что-то, а не оказался жертвой моего разыгравшегося воображения.
Поэтому спустя какое-то время я вернулся к себе в комнату, закрыл окно, вновь задвинул решетку и опустил тяжелую штору; затем, загасив свечи, лег в темноте. Через несколько минут я, должно быть, заснул.
«Что это было?» — услышал я свой внутренний голос, как только сел в кровати, проснувшись. Я, скорее, припомнил, чем уловил слухом тревожный звук, похожий на слабый стук в окно. Несколько секунд я прислушивался машинально, но напряженно, затаив дыхание, а мое сердце учащенно билось, однако не от страха, как у робкой души, — я был весь ожидание. В тишине звук повторился — очень-очень слабо, но кто-то, несомненно, стучал в оконное стекло.
Я вскочил, отдернул штору и на мгновение застыл от ужаса.
На террасе, теперь в ярком свете луны стояла женщина в белом саване, пропитанном водой; вода капала на мраморный пол террасы, образуя лужицу, и тонкими струйками медленно стекала по влажным ступеням. Поведение и облачение женщины, сами обстоятельства ее появления — все внушало мысль, что, хотя женщина двигалась и говорила, была она не живой, а мертвой. Она была молода и очень красива, но воистину смертельно бледна. На неподвижной белизне ее лица, из-за которой она казалась холоднее мрамора под ее ногами, ее темные глаза блестели странно и соблазнительно. Даже в непостижимом свете луны, который, в конце концов, скорее обманчив, чем проясняет что-либо, я не мог не заметить одно удивительное свойство ее глаз. Им было присуще некое свойство преломления света, делавшее их подобными звездам. При каждом ее движении эти звезды представали еще более чудесными, лучащимися еще загадочнее и сильнее. Она обратила ко мне умоляющий взгляд, как только тяжелая штора была отодвинута, и красноречивым жестом попросила впустить ее. Я инстинктивно откликнулся: отодвинул стальную решетку и открыл доходящее до пола окно. Когда стеклянные створки открылись, я заметил, что она дрожала. Казалось, она так закоченела, что не могла двинуться с места. При виде ее полной беспомощности все мои мысли о странности происходящего улетучились. Не то чтобы я преодолел первоначальное впечатление о явленной смерти, вызванное ее погребальным облачением. Я просто не задумывался об этом вовсе; я был готов принимать происходящее таким, каким оно было: передо мной женщина, она в беде — вот и все.
Я так подробно останавливаюсь на том, что чувствовал, чтобы иметь впоследствии возможность разобраться в происшествии, провести сравнение. Все это настолько странно, настолько выходит за рамки нормального, что любая мелочь может впоследствии дать ключ к разгадке случая, который иначе остался бы необъяснимым. Я неизменно отмечал, что в непонятных обстоятельствах первое впечатление существеннее последующих выводов. Мы, будучи людьми, слишком недооцениваем инстинкт и превозносим разум, а ведь именно инстинктом природа щедро одарила весь животный мир, обеспечивая тем самым ему защиту и условия для жизнедеятельности.
Когда я ступил на террасу, позабыв о том, как одет, я обнаружил, что женщина просто заледенела от холода и едва ли могла двигаться. Даже после того, как я пригласил ее войти и подкрепил слова жестом — на случай, если она не знает моего языка, — она продолжала стоять столбом, лишь немного покачиваясь вперед-назад, будто у нее осталось ровно столько сил, чтобы держаться на ногах. Недолго до того, подумал я, что она упадет замертво. Поэтому я взял ее за руку, чтобы ввести в мою комнату. Но она, казалось, не могла от слабости сделать и шагу. Я легонько подтолкнул ее, желая помочь ей, но она пошатнулась и упала бы, если бы я ее не подхватил. Тогда, приподняв ее, я двинулся вперед. Теперь ноги ее, избавленные от веса тела, казалось, могли с усилием переступать, и таким образом — я почти что нес ее — мы вошли в комнату. Силы ее были на исходе; мне пришлось перенести ее через порог. Повинуясь ее знаку, я закрыл и запер окно. В тепле комнаты — пусть там было и сравнительно прохладно, однако не так сыро, как снаружи, — она, казалось, сразу начала приходить в себя. Спустя несколько секунд силы как будто уже вернулись к ней, и она сама задвинула тяжелую штору на окне. Мы оказались во тьме, и я услышал ее слова на английском: