Ледобой. Зов
Шрифт:
— Раньше нас на змея? Отец, мы первые это придумали!
— Просто хотели морскую повозку сообразить.
Сунд медленно слез с лавки, Жарик опустил руки.
— Это как?
— Запрячь Змея в Улльгу. И Змей жив останется, и Улльга против других граппров станет быстрее вдвое.
Мальчишки переглянулись, не сговариваясь, повернулись к порогу. Ну как?
Советчики скрылись из дверного створа один за другим. Ага, даст, как же! Запрягут и сами кататься будут.
— Отец, тогда я Теньку возьму, ага?
— Ага.
Сунд склонился к другу, шепнул на
— За Родину! За князя! Ну-ка вдарим!
Верна у окна едва в лужицу не растеклась — через окно солнце ласкает, скользя по самым верхушкам сосен, изнутри от взгляда Сивого жарко, ещё миг, всю избу по колено зальет хвастливыми соплями. Все будет хорошо! А там, за окном, мальчишки топают за Тенькой и вторят: «За Родину! За князя! Вдарим!»
Глава 9
В деревьях ещё прохладно, а на открытом пространстве солнце брало свое за недавнюю непогоду. Ту самую, которую замутил «вот такенный змей». Полдень — не полдень, знай себе прикрывай маковку, чтобы не напекло, а что к вечеру дело — ну, подожми губы, ну, покачай головой, дескать, ты только погляди, что творится. Солнце жарит — значит, солнце жарит, и ранняя весна или поздняя — светилу не указ. Сивый спускался к берегу. Верна умчалась к Тычку за всякоразным молочным — масла забрать, молока, творога. Тычку только в радость повозиться со Снежком. Старый прохвост для виду сетует, мол, жаль какая, что коровку вам нельзя держать — с ума рогатые сходят — а на деле только рад. «Каждый день ко мне, слышала, оторва? Каждый день! Молочка для детей возьмешь… молчи, дура, а старшему тоже титьку дашь? Творожок, маслице… ты приходи, приходи».
Безрод спустился на берег, задрал голову в небо, сощурил глаза. Ухмыльнулся. Солнцу можно улыбнуться, пусть тоже согреется. Коротко «хэкнул», встал на руки и пошел вдоль берега. На каждый десятый «шаг» отжимался тот же десяток раз, да чтобы вихры макушки песок мели, все равно потом в море всё смоется. Уже было дошел до приметного берегового валуна, как на пути встала тень, которой в этом месте быть просто не должно. Тень пляшет, полощется. Выгнул шею. Баба стоит, ветер платьем играет.
— Доброго тебе вечера, мой спаситель.
Сивый встал на ноги, замотал головой, взбил руками вихры. Вон песок из волос!
— И тебе, Рожденная Из Волн, доброго вечера.
— Не знаю, как у вас, но в наших краях имя дается не просто так. Оно определяет нрав человека и ведёт его по жизни до самой смерти.
— У нас так же.
— Твоё имя, что оно значит?
— Значит, что ни отца, ни матери я не знал.
— А мое имя накрепко привязало меня к воде, да ты и сам видел. Вроде опостылеть должна, а все равно, не могу без моря.
Ассуна лишь плечами повела, и платье слилось наземь, осело в ногах… ну почти осело —
— Мне просто необходимо поплавать. Без воды чувствую себя больной. Сплаваем?
Увязала волосы узлом и пошла к воде. Нет, не просто пошла — развернула грудь к морю и понесла, и не просто унесла, играла на ходу раз-два, раз-два, тугой зад только счёт отбивает. Уже по колени в воде, повернулась к берегу, подняла руки и упала спиной в воду.
Сивый усмехнулся. Пошел к морю.
— Ты не сбросишь одежду, храбрый воитель?
— Вой привычен плавать в одежде.
— Та скала, что торчит из воды, давай до нее и обратно? Кто раньше?
— Давай.
Безрод огладил бороду. Хорошо пошла спасёнка, идет по-лягушечьи, с дыханием не частит, по воде скользит легко и долго, в струну тянется привычно и красиво. Ухмыльнулся. Когда боги создавали эту чернявую, они уже знали, как делать красоток — Верне было лет пять, а от добра добра не ищут даже Всевышние. Сивый подождал ещё пару счётов, бесшумно ушел под волну и летел в водном безмолвии, пока дыхания хватило. Спокойно вышел на поверхность и зарубил воду саженями, без спешки, мощно, привычно.
Рожденная Из Волн первой встала на ноги, тяжело дыша, выбралась на берег. Сивый отстал на пару взмахов. На песке растряс лохмы, выжал. Верна давно говорила, надо бы скоротить, да все откладывал. Из года в год одно и то же. Ассуна, постанывая, рухнула на песок, перевалилась на спину, вытянула руки над головой, «сломала» ногу в колене. И не столько дышит, сколько воздуся гоняет через два меха, и, наверное, боги для того и создали такие меха, чтобы руками помогать выгонять воздух до последнего.
Сивый рухнул рядом. Какое-то время молчали. Ассуна отдышалась первой.
— Такое синее небо может быть только у моря.
— У вас такое?
— Да. Как сейчас вижу. И птицы. Летают надо мной, раскинув крылья. И кричат.
— Не травись. Дадут боги, вернешься.
— С собой в море мы взяли голубей. Отправляли вести маме и нашему солнцеликому правителю. Как жаль, что я не могу отправить голубя домой. У вас есть такие птицы?
— Голуби? — Сивый нахмурился, окатил найдёнку удивленным взглядом.
— Ну да. Отправлять вести правителю, слать благие пожелания родителям, любимым, детям из чужедальних краёв.
— Вести, говоришь, отправлять? — Безрод задумался. — Чудно. Разве можно важное доверить глупому голубю?
— Жаль. А ты проиграл, мой спаситель.
— Хорошо плаваешь. Кто учил?
— Отец. И как проигравший, ты окажешь мне услугу.
Безрод коротко хмыкнул, покосился на спасёнку. Ассуна перевернулась на бок, подперла голову рукой, отряхнула воду и песок с груди. Отряхнула или грудью поиграла?