Ледовая армия
Шрифт:
— Мы могли бы еще подождать, — произнес Лав. — Чего тебе так срочно это все втемяшилось?
— Я устал от этой личины, — Энекен похлопал в ладоши. — Было интересно, но я устал.
Я смотрел на толстяка и чувствовал в нем привычную тьму Радага. Теперь, когда Черный Капитан не прятался, мрак в нем бурлил вязкими щупальцами. И этот мрак мне нравился. Восхищал своей чистотой.
— Так тому и быть, — бросил Энекен. Прислушался. — Еще немного.
Лав кивнул.
И тогда из леса к нам выскользнула Лайла. Я не сразу узнал ее без повязки, но сердце
Она жива! Жива!
Лайла шла медленно, глядя мне прямо в глаза, а я жадно поедал взглядом ее стройное обнаженное тело, которым мечтал обладать, но не мог даже коснуться из-за страха осквернить нашу дружбу. В правой руке сказительница держала компас.
— Вот теперь пошли.
— Монокль мертв? — спросил я.
— Он уже был мертв. Хозяин оказал ему милость и избавил от страданий, — ответила она. — Рада тебя видеть, малыш Эд.
Энекен взял у нее артефакт, сунул в поясной кошель.
— Туда, — махнул Черный Капитан рукой и устремился вглубь леса.
Лайла остановилась рядом со мною, подняла мой подбородок пальчиком, чтобы заглянуть в глаза.
— Нравлюсь?
— Да, — выдохнул я. Никаких сомнений, никаких страхов, никаких мыслей. Лишь безграничная радость, столь, наверное, неуместная, но мне было плевать. Она жива. Жива и рядом. И как же прекрасна.
— Теперь все будет иначе, — сказала Лайла.
***
Все дорогу по темнеющему лесу я искал в себе следы чудовища, которым стал, и не находил. Мы шли под деревьями и пересекали шумные ручьи, проходили поля хвойного кустарника, и над нашими головами светился бледный шар луны. Четыре фигуры в тихом мире. Я понимал, что изменился, но никак не мог найти в себе хоть толику возмущения. Все было так, как должно было быть! Мое предыдущее существование казалось фальшивым, неправильным. Тот я был жалок.
Наконец Энекен устал и объявил ночевку. Он сел на поваленное дерево и предоставил Лаву возможность организовать костер. Я хотел помочь, но ан Шмерц остановил меня жестом, мол, ты не знаешь, как это делать. Лайла, которой Черный Капитан отдал свою рубаху, утопала в ней, как в халате, и постоянно поглядывала в мою сторону. На губах ее играла улыбка, но когда я пытался с ней заговорить, она лишь прижимала палец ко рту и шептала:
— Потом.
Огонь разгорелся, затрещал, выплевывая красные искры в воздух. Свет пламени выдернул из темноты лицо Энекена. Уставший Черный Капитан откинулся на поваленное бревно и отстраненно смотрел на нас с Лайлой. Размышлял, но о чем — во тьме его души было не видно.
Впрочем, я и не пытался его читать. Этот человек превратился в живого Бога. Не какую-то подледную тварь или же никому не известного обитателя небес, а истинного создателя. Он заткнул во мне голос, столько лет отравлявший жизнь. Во мне бурлила сила, уверенность и желание действовать. Готовность совершить все, что мне скажет человек, прогнавший из головы тьму.
—
Рядом со мною сидела Лайла, наши плечи соприкасались.
— Знаю, — тускло произнес Черный Капитан. — Кроме тебя были и другие эмпаты. Сильнее. Они тоже не нашли. Я хорошо знаю людей.
Он вдруг вспыхнул мужественностью, расправил плечи.
— Эпоха трудных решений! — сказала его новая личина. — Вызов брошен, и я вынужден был принять его. За честь моей семьи! За честь моей страны! Останови вас Братство — я бы остался посреди Пустыни один и не смог бы сдержать данную мною клятву. Конечно, сил бы мне хватило пройти все до конца. И после славной битвы, клянусь, я нашел бы компас. Но тогда остался бы один у бескрайнего моря. Оно не любит одиночек. Мое сердце болит, но пришлось пожертвовать прекрасной дамой, чтобы призвать отродье Царна.
Он нахмурился:
— Она… Она разбудила во мне что-то. Что-то недоступное таким людям, как я.
— Дамой?
Энекен вновь опустел, отбросив в сторону возвышенный образ:
— Жнец Братства. Ты знаешь. Она хотела убить вас, но я узнал ее слабость и смог покорить. Сильный грех, сильные чувства. Мне не пришлось даже видеть ее, чтобы поменять.
Я вспомнил выстрелы у Ластен-Онга, укладывающие на лед одного фанатика Братства за другим.
— Ты мог нанять кого угодно.
— Нет. Монета не заставит человека пойти до конца. Никто не делает работу лучше фанатиков. А вы — фанатики, — Энекен говорил ровно, без интонации, без чувств. — Я хорошо знаю людей. Я люблю людей. Каждая ваша смерть делает меня грустным.
Он посмотрел мне в глаза, криво усмехнулся и будто постарел:
— Сложные времена требуют непростых движений, братишка. Я так считаю, ежели кого надо под лед зарыть, то причина должна быть, ага. Вот и пришлось пузо вашему шерифу вскрыть. А то че, он думал, это, я мешок с денежками, которые он на экспедицию Рубенса пустил, а тут ой-мама, богатей по коридору с видом дурачка шатается.
Энекен повернулся и сморкнулся:
— И дознаваку пришлось кончить. Но, как бы, не сам. Сам бы кончил — вы б меня и по сей день искали. И, братишка, убежден — нашли бы. Да-да. Бандита разогрел как надо, и он того, закатал, ха.
Черный Капитан сбросил и эту личину:
— Я понимаю людей. Я могу быть человеком. Каким угодно.
Три Гвоздя. Вот что я чувствовал тогда в его убийце. Следы Энекена.
— Он был хороший человек, — смерть друга послужила важной цели. Послужила плану хозяина.
— Да. Мне жаль.
На мой локоть легла рука Лайлы. Бывшая сказительница смотрела на хозяина с обожанием. Лав подкинул ветку в костер, отчего он загорелся еще ярче.
Над нами качались черные кроны, на которых плясали отсветы огня. Где-то шумела о камни стремительная вода. Мне было хорошо. Хорошо как никогда. Казалось, что я слышу голоса трав, вздохи деревьев, песню реки.
— Почему я не хочу убивать? — спросил я опять. — Все те Гончие, которые встречались мне на пути, хотели крови.