Ледяная пустыня
Шрифт:
Оглядев всех, я поняла, что лучше изобразить покорность.
— Покинув свое племя, я совершила ошибку, — сказала я, опустив глаза.
— Тебя будут судить по справедливости, — заявила Хольмфрида, — ибо за время твоего отсутствия мы узнали кое-что новое.
— Ты знаешь новости о Метрикселле? — спросила меня старуха Бьорк.
При звуках этого имени у меня екнуло сердце.
— Нет, — пробормотала я, ожидая сообщения, способного успокоить мою совесть или пролить свет на трагическую и загадочную гибель Метрикселлы.
— Она
— Одержима?!
— В нее вселилась Баалата, — пояснила Хольмфрида. — Так нам сказали знатоки. К этому же выводу пришла Ингрид, изучившая ряд подобных случаев.
Признаюсь, такая новость не успокоила меня, а встревожила.
— И что из этого вытекает? — спросила я.
— Теперь ее смерть предстает совсем в ином свете.
— Метрикселлу никто не убивал.
— Правда?! — я не сдержала удивления.
— Атам оказался у нее прямо в сердце, потому что именно в сердце скрывается сила явившихся в чужом облике одиор.
Вспомнив о змее, сердце которой я изрубила на мелкие кусочки своим атамом, прежде чем разрезать и сжечь ее тело, я стала понимать, о чем идет речь.
— То есть, Метрикселла была уже мертва, а в ее тело вселилась Баалата?
— Ну да!
— В этом случае…
— В этом случае, — перебила меня Хольмфрида, — своим геройским поступком ты спасла нас от Баалаты!
Я возмутилась. Эти омниоры даже не сомневались в том, что это я вонзила нож в сердце Метрикселлы.
— Это не я! Я не убивала Метрикселлу атамом и даже не подозревала, что она одержима!
И вдруг я вспомнила буйство Метрикселлы, ее неподобающие омниоре поступки, а также то, что она опустила атам, когда у нее была возможность меня убить. Конечно, все это было легко списать на Баалату, но за час до смерти Метрикселла еще управляла своими поступками. Тогда она не была одержимой Баалатой.
— Хватит, — отрезала Хольмфрида. — Пусть все решит суд. А сейчас мы должны тебе помочь.
Закатав рукава моего свитера, она показала мои израненные руки остальным омниорам.
— Скорей! — воскликнула не склонная к разглагольствованиям омниора-крестьянка.
Не теряя ни секунды, омниоры сгребли меня в охапку и потащили за собой на вершину нависавшей над серыми океанскими водами скалы, освещенной золотистыми лучами незаходящего полуночного солнца. Уложив меня на камни, они расставили вокруг меня в виде идеальной пентаграммы свечи и зажгли их.
Я долго лежала без движения, пока пять пар опытных рук исследовали все уголки моего тела и сознания и восполняли энергию, утраченную мною за последнее время. Собравшись с силами и окрепнув духом, я открыла глаза, но увиденное пришлось мне не по вкусу. Замершие вокруг меня омниоры были мрачнее тучи. Выражение их лиц не сулило мне ничего хорошего.
Церемонией руководила печальная Хольмфрида.
Распустив волосы, я принялась танцевать вместе с остальными омниорами, не чувствуя ни холода, ни голода, ни усталости. Я улыбалась странному тусклому солнцу и чувствовала себя легкой, как пушинка. Где-то далеко на горных склонах я заметила маленькие огоньки, подумав, что это сверкают глаза разглядывающих нас эльфов, и ничуть этому не удивилась.
После ритуального песнопения настал момент разговора, предметом которого служили я сама и мой недуг.
Никто не отваживался заговорить первым. Казалось, я на приеме у врачей, нашедших у меня неизлечимую болезнь. Наконец заговорила Хольмфрида.
— Ты беременна, — сказала она.
Меня как обухом по голове ударили. Я ожидала чего угодно, только не этого. Да, у меня была небольшая задержка, но для меня это было обычно. Мне ведь было всего семнадцать, и я никогда не обращала на подобное внимания.
— Не может быть, — пробормотала я. — Я жевала травы.
— Каждый день?
Напрягая память, я стала вспоминать, ежедневно ли жевала травы, которыми омниоры пользуются для предотвращения беременности. Делать это давно вошло мне в привычку. Обычно я жевала их перед сном и никогда не забывала, если только… внезапно не засыпала. Как это произошло со мной в ночь летнего солнцестояния на горе Дольмен. О той ночи я не полшила вообще ничего. Похоже, до жевания трав дело тогда не дошло…
— Тебя мутит? Тошнит?
Побледнев, я вспомнила о дурноте, которую считала симптомом морской болезни.
«Но ведь она началась у меня еще до того, как мы вышли в море! Выходит, мои слабость, дурнота, бессонница, — симптомы беременности!»
— Держи себя в руках — прочитав мои мысли, сказала Хольмфрида.
А как мне было не растеряться? Мне только что сообщили, что в моем чреве зародилась новая жизнь, что мой живот скоро раздуется, и в нем будет жить маленькое существо, которое впоследствии будет звать меня мамой. Это было настолько странно и невероятно, что я просто не могла в это поверить.
— Ты жертва одиоры. Твоя слабость объясняется именно этим. Однако беременность не ослабляет сопротивляемость тела. Наоборот, она ее повышает. Лишь благодаря этой беременности одиора с тобой не расправилась.
Возможно, так оно и было. В любом случае я не собиралась сдаваться, твердо решив сопротивляться и бороться за жизнь. Может, моя решимость была особенно неколебимой потому, что теперь речь шла не только о моей собственной жизни, но и о жизни крошечного существа. Как бы то ни было, в тот момент я объяснила себе такую твердость любовью к Гуннару.