Ледяная трилогия
Шрифт:
Она закрыла глаза.
Знакомая большая рука коснулась ее спины.
– Бьорн! – произнесла она, не открывая глаз.
– Почему русские так быстро моются и едят? – Бьорн навис над Ольгой колокольней, пахнущей дешевым шампунем и чистым бельем.
– Я вообще-то еврейка. – Ольга открыла глаза.
Лицо Бьорна было довольным. Щеки его порозовели после душа.
«Дико позитивный человек. – Ольга с завистью смотрела на него снизу вверх. – Просто ходячий комплекс полноценности. Здоровое питание в детстве… хорошие молочные продукты у них в Швеции…»
– Просто хотел с тобой пообедать, – честно
– Скажи, у тебя бывают депрессии? – Ольга встала, взяла свой поднос с остатками еды.
– Иногда бывают. – Он забрал у нее поднос. – Но я умею с ними бороться.
– Научи меня.
– Тут нет баскетбольной площадки. Только хоккейная! – Улыбнувшись ей, Бьорн размашисто зашагал с подносом.
Ольга двинулась следом.
– Интересно, здесь бывали бунты?
– Ты уже спрашивала. Нет, коллективных не было.
– Ты уже говорил… – нервно зевнула она. – Ну что, пошли?
– Мне еще поесть нужно.
Она сжала и разжала кулаки.
– Хочешь, будем вместе сегодня? – спросил он, замерев с подносом у окна приемника.
– Я не против… А в каком углу?
– Можно у нас, в шведском.
– Меня уже туда сегодня звали!
– А что, у нас крепкий круг. – Он поставил поднос в окно.
– Давай попробуем… – Ольга снова нервно зевнула, вздрогнула. – Я бледная?
Он наклонился:
– Слегка. Хочется?
– Нет! Совсем нет.
– Чем сейчас займешься?
– Не знаю… пойду почитаю чего-нибудь.
– Я приду в библиотеку.
– О’кей.
Ольга вышла из столовой в коридор, зашла в большой и чистый туалет. Помочившись на противно теплом японском унитазе, она вымыла руки, разглядывая себя в зеркало. Рядом чистила зубы румынка, высокая красивая модель.
– Странный привкус сегодня у курицы. – Румынка сплюнула воду. – Явно они что-то подмешивают нам.
– Я ела рыбу. – Ольга потрогала и разгладила морщинку возле глаза.
– Какой-то металлический привкус. – Румынка посмотрела на свои зубы. – Что это такое? Свинец? А вдруг ртуть? И зубы темнеют. Металл какой-то… Ты не почувствовала?
– Я ела рыбу, – повторила Ольга и вышла из туалета.
Пройдя по коридору, она попала в жилой бокс. Здесь было очень просторно и свежо от кондиционированного воздуха. Приглушенный свет освещал ряды двухэтажных кроватей, тумбочки, полки с личными вещами. Мужскую и женскую половины разделял небольшой проход без дверей. Стены и потолок в мужской половине были зеленовато-серыми, в женской – розовато-серыми. Обитатели бункера называли мужскую половину «Гараж», а женскую «Ветчина». Десятки свободных кроватей в «Гараже» и в «Ветчине» ждали новых хозяев.
Ольга прошла к своему месту, достала из тумбочки пачку суперлегких китайских сигарет, крем для рук, закурила, выдавила и, растирая крем, с наслаждением кинулась на свою кровать:
– O, my God…
Сверху свесилась златокудрая голова ирландки Мэрил:
– Ольга, у тебя есть прокладки?
– Да.
– Я забыла заказать. Дашь?
– Возьми в тумбочке.
– Лень спускаться, – усмехнулась ирландка.
– А мне лень вставать. – Ольга выпустила в нее струю дыма.
Мэрил слезла, открыла тумбочку, взяла.
– Я видела, ты с этим желтым немцем обедала.
– Да. Он меня пригласил на званый ужин.
– Понравилась?
– Наверно…
– Говорят, что он их старый стукач.
– А что, нам есть что скрывать?
– Ну… – Мэрил пожала плечами, приспуская штаны и вставляя прокладку. – Многие хотят свалить отсюда.
– Что-то незаметно. – Ольга с наслаждением курила, разглядывая пластиковый низ верхней кровати, на котором она в первый же вечер нацарапала маникюрными ножницами «Fuck off, Ice!»
– Ты новенькая. Поэтому тебе кажется, что все здесь довольны. Все здесь только и мечтают, как бы дождаться отбоя и встать на ворота.
Куря, Ольга задрала ногу и с удовольствием взяла себя за гладкую пятку:
– Мэрил, у меня нет ни сил, ни желания с тобой спорить.
– Значит, я права! – Мэрил шлепнула Ольгу по ступне.
«Ветчина» постепенно наполнялась женщинами. Зазвучали разговоры, запахло дешевой китайской парфюмерией. Кто лег спать, кто сел играть в карты, кто отправился в «Гараж». Зашли мужчины «попить воды». Это был единственный напиток, разрешенный в жилом боксе; в каждом отделении стояли автоматические поилки с иероглифом «вода», наполняющие пластиковые стаканчики ледяной или горячей водой. Воду в бункере пили бесконечно, большими и малыми компаниями, «пропуская стаканчик» попарно и в одиночку. Пленники «Льда» уважали воду и иероглиф, ее обозначающий. На воду приглашали, ею отмечали дни рождения и праздники, ею поминали умерших.
Выкурив подряд две сигареты, Ольга минут сорок дремала под женские разговоры и стрекот ножниц: неподалеку одна литовка стригла другую. Как только стрекот прекратился, Ольга открыла глаза, глянула на настенные часы: половина седьмого. Потянувшись, она встала с кровати, выпила стаканчик ледяной воды и отправилась в библиотеку. В бункере не было ни телевизора, ни просто экрана с видеоплейером. Даже радио не полагалось иметь обитателям бункера. Газет и журналов также сюда не приносили никогда. Зато библиотека была вполне приличная. Пройдя по коридору, Ольга открыла дверь с изображением развернутой книги и оказалась в длинном светлом зале со стеллажами и десятком столов. На стеллажах стояли книги, за столами сидели и читали человек пятнадцать. Выносить книги из библиотеки было запрещено.
Ольга подошла к стеллажам.
В основном здесь стояли книги на английском языке. Попадались немецкие, французские и итальянские издания. Попытавшись ради интереса найти что-то на почти полностью забытом книжном русском, Ольга обнаружила только полное собрание сочинений Льва Толстого. Проведя несколько часов в библиотеке, она поняла ее жесткий принцип: на стеллажах стояла только художественная литература. Книг по технике, медицине, философии, истории, культуре, географии, точным и прикладным наукам не было вовсе. Также не было газет, журналов и периодических изданий. Полностью отсутствовали справочники. Не было поэзии. Зато стояло много словарей. Бо́льшую часть подземной библиотеки занимала мировая классика в переводах на английский язык и представленная здесь многочисленными собраниями сочинений. Авторы бульварных и детективных романов были также многотомны и минимум тридцатилетней давности. Современная литература в библиотеке полностью отсутствовала. Книги-одиночки практически не встречались.