Ледяная трилогия
Шрифт:
Ольга медленно двинулась вдоль стеллажей. Вчера она начала читать «Дар» Набокова, но быстро заскучала и взяла «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи. Читать про обаятельного Пуаро было комфортно, но на шестьдесят второй странице в бункере прозвучал «отбой». Сейчас же возвращаться снова в «Восточный экспресс» ей почему-то не захотелось. Она остановилась возле полок под буквой «Ф». Флобер? В университете она прочитала «Мадам Бовари». Это было в начале мая, когда все цвело. Образ решительной и страстной женщины, горстями поедающей мышьяк, слился с запахом цветущих нарциссов. В памяти осталось странное привкусие, которого сейчас совсем не хотелось. Фолкнер? «Медведя», которого любили ее родители, она так и не дочитала до конца. Фейхтвангер будил в памяти что-то скучно-немецкое. Франс? Она не знала такого писателя. Филдинг? Опять, наверно, англичанин. Фицджеральд! «Ночь нежна» был одним из ее любимых девичьих романов. Она вытянула наугад третий том собрания сочинений Фицджеральда, открыла в середине. Рассказ назывался «Алмаз величиной с отель «Ритц». Ольга его не знала. Села за ближайший стол и погрузилась в чтение. Читала Ольга быстро. В рассказе прелестным языком любимого с юности Фицджеральда описывалась Алмазная гора, поросшая густым лесом, которую случайно нашел скупой и властный человек. Он поселился на ее склоне. Фантастическое сокровище сделало его чудовищем. Он возомнил себя равным Богу, выстроил на горе чудесный замок. С ним в его фантастическом замке жили две очаровательные дочери – Жасмин и Кисмин – и покорная, похожая на бессловесное растение жена. Ольга представила Алмазную гору, покрытую лесом.
«Алмаз похож на лед… – подумала она. – Но алмаз не тает… Ледяная гора. И мы живем под ней…»
Она подняла голову и посмотрела в потолок. На нем горели маленькие лампы.
– Фицджеральд? Скучно! – Женщина, сидящая сзади, бесцеремонно заглянула ей в книгу. – Сироп с говном!
Ольга
Женщина была некрасивой, с всклокоченными рыжими волосами. Бледно-голубые выцветшие глаза смотрели цепко и зло. Маленькие губы нервно подрагивали. Над этими губами росли белесые усики. Ольга ее раньше не видела.
– Вот что почитай! – Женщина показала Ольге книгу с комичным изображением солдата на обложке.
«Приключения бравого солдата Швейка», – прочитала Ольга.
– Знаешь? – настырно смотрела женщина.
– Я не люблю солдатский юмор… – отвернулась Ольга.
– Дура! Это самый здоровый юмор! – зло вскрикнула женщина.
– Дорис, оставь ее в покое, – посоветовала полная, розовощекая итальянка, сидящая рядом с рыжей.
– Идиоты! Что они читают! – тряслась от злобы рыжая.
Ольга продолжала читать, не обращая внимания. Рыжая вяло перебранивалась с итальянкой. И вдруг, выкрикнув «fuck you!», плюнула в нее. Итальянка дала ей оплеуху. Рыжая стала бить ее книгой. Они сцепились. Крик рыжей перешел в истерический, надрывный визг. Соседка отмахивалась от нее, сидящие сзади вскочили и пытались разнять их. Остальные посетители библиотеки заулюлюкали и засвистели. В дверь стремительно вбежали двое китайцев охранников, схватили воющую рыжую и выволокли из библиотеки под улюлюканье остальных.
Все произошло так быстро, что Ольга лишь покачала головой и рассмеялась:
– Бред!
– Ведьма рыжая… – бормотала итальянка, разглядывая оцарапанную руку.
– Она не в себе? – спросила Ольга. – Кто она? Я ее здесь не видела.
– Она из Южной Африки. Ее выпускают периодически, – вздохнула женщина. – Ее и еще двух психов. Зачем они их здесь держат? Отправили бы наверх, в нормальную психушку…
– В китайскую? – засмеялся бритоголовый француз с татуированными руками. – А ты туда не хочешь?
– Господа, не забывайте про то, что написано на стене, – пробрюзжал седой старичок исландец с блаженно-васильковыми глазками.
На белой стене висела черная надпись KEEP SILENCE!
Сидящие с книгами смолкли. Ольга снова погрузилась в горьковато-трогательный мир Фицджеральда. Когда правительственная авиация разбомбила дворец хозяина Алмазной горы, когда сам он навсегда затих под алмазными обломками, а его прелестные дочери стали нищими сиротами, глаза Ольги наполнились слезами. Она читала:
– Я люблю стирать, – сказала Жасмин. – Я всегда сама себе стирала носовые платки. Теперь я буду стирать белье и содержать вас обоих.
– Все как сон, – вздохнула Кисмин, глядя на звезды. – Как странно быть здесь в одном-единственном платье! Здесь, под звездами! Я раньше совсем не замечала звезд! Считала их громадными алмазами, принадлежащими кому-то. Теперь же они пугают меня… Мне кажется, что все прежнее было сном. Вся моя юность – сон…
– Юность всегда сон, – спокойно произнес Джон. – Особая форма безумия.
Ольга содрогнулась, сдерживая рыдания, закрыла лицо руками. Слезы брызнули сквозь пальцы, и она по-детски разревелась.
– Потерпи, детка, сорок две минуты осталось. – Татуированный хлопнул по столу «Шпионом, который любил меня». – Суки, не могли сделать отбой в восемь!
– Потише, Штамп, – проговорил рослый серб, отрываясь от Чейза и косясь на камеру слежения. – У нас все нормально. Мы всем довольны.
– Я до… мой хочу-у-у-у… – рыдала Ольга. – У меня там попу-у-угай…
Ей стало ужасно сладко и горько почувствовать себя крошечной и беззащитной под этой ледяной горой.
Маленькая миловидная американка Кэли подсела к Ольге, обняла за плечи:
– Милая, ну потерпи. Уже скоро.
– Нет, в библиотеке еще хуже ждать… – приподнялся сумрачный светлобородый немец, подошел к стеллажам и поставил том Сименона на прежнее место. – Салли, пошли водички попьем.
Староста «Ветчины» Салли, похожая на Мартину Навратилову, махнула ему рукой, не отрываясь от «Фиесты». За немцем побрел татуированный. И тихий, болезненно худой эстонец, медленно читавший по-немецки Томаса Манна.
– У мужиков нервы сдают. – Кэли достала платок, стала вытирать Ольге слезы. – Спокойней, детка. Твой дом теперь здесь. И мы тебя все любим. Мы – твоя семья…
– Твои братья и сестры, – пробормотала итальянка, листая брошенного рыжей «Швейка». – А это правда весело?
– Классная книжка, – отозвался очкастый венгр.
Ольга всхлипывала.
В библиотеку вошел Бьорн.
– Что случилось? – подошел он к заплаканной Ольге. – Тебя побили?
– Нет, просто взгрустнулось, – Кэли гладила Ольгу.
– Побили меня! – засмеялась итальянка и вдруг нарочито громко запела мужским басом.
Кэли расхохоталась, захлопала в ладоши. Салли присвистнула, не отрываясь от «Фиесты». Старичок с васильковыми глазками заткнул пальцами уши. Бьорн сел рядом с Ольгой:
– С тобой все в порядке?
– Слишком… – Ольга захлопнула обмоченную слезами книгу.
– Фицджеральд, – прочитал имя автора Бьорн. – Слышал о нем. Это он был алкоголиком?
– Да.
– Многие американские писатели – алкоголики.
– Да, да… – слабо бормотала Ольга.
Бьорн в упор смотрел на Ольгу. В объятиях Кэли она сидела отрешенно.
– У тебя сегодня бонус? – тихо спросил Бьорн.
– Наверно…
– У меня тоже.
Кэли навострила уши.
– Так ты придешь к нам? – Бьорн разглядывал ее ухо.
– Наверно…
– Эй, big boy, бонус не только у тебя. – Кэли из-за головы Ольги кольнула Бьорна быстрым сине-желтым взглядом. – Ольга, ты ведь уже была с нами. У нас в углу так все крепко. Такие мощные ребята! Тебе же вчера понравилось?
– Ольга, у нас круче, – заговорил Бьорн. – Шведский угол самый крутой.
– При мне такую чушь не говори! – воскликнула итальянка. – Шведский угол! Потратишь бонус зря. Приходи к нам. Мы с французами слились. И с нами албанцы, румыны и три македонца. Греки тоже хотят примкнуть. Это будет самый крутой угол!
– Не слушай ее, Ольга. Ты же наша, ты знаешь, американцы самые крутые! Не только наверху.
– Наши круче! Гораздо круче! – не унималась итальянка.
– Ольга, тебя ведь уже приглашали в шведский угол, – нервно улыбался Бьорн.
– Не ходи, потеряешь бонус зря! – не унималась Кэли.
– Заткнитесь! – Салли захлопнула книгу и с размаху ударила ею по столу. – Захотели в карцер?!
– Есть общее правило ожидания отбоя, господа! – затрясся от негодования старичок.
– Мы все здесь в равных условиях, черт возьми! – воскликнул конопатый швед с ежиком белых волос.
– Ольга, делай правильный выбор!
– Думай, Ольга!
– Замолчали все! – хлопнула в ладоши Салли. – Читаем!
И снова раскрыла «Фиесту».
Кэли встала, поставила «Хоббита» на полку и вышла, чертыхаясь. Бьорн тяжело вздохнул, косясь на телекамеру. Ольга повернулась к нему.
– Невыносимо… – прошептал он, вытирая пот с бледного лица.
– Двенадцать минут.
– Иногда время как резиновое, – пробормотал он. – Тянется, тянется…
– А потом – рвется.
– Да. Потом рвется.
Ольга вздохнула, встала:
– Ладно. Пойду выпью воды.
– Хорошая идея! – нервно усмехнулся Бьорн.
Ольга поставила на полку Фицджеральда и пошла в «Ветчину». Бьорн поплелся за ней. В «Ветчине» чувствовалось общее напряжение: женщины сидели на кроватях, каждая в своей компании, разговоры стихли. У всех в руках были стаканчики с водой. Возле автопоилки на полу сидели француженки. Обнявшись, сплелись руками, прижались русыми головами. Ольга подошла, переступив через чьи-то ноги, вытянула из автопоилки пластиковый стаканчик, поставила в нишу, нажала синюю кнопку. Полилась холодная вода. Француженка с роскошной гривой мелких золотистых кудряшек подняла некрасивое, прыщавое и длинноносое лицо, вперилась в Ольгу большими серо-синими глазами. Ольга взяла наполнившийся стаканчик, поднесла к губам, отпила немного. Холодная вода успокаивала.
– Хочешь с нами? – спросила француженка.
Ольга отрицательно качнула головой. И пошла к своей кровати.
«Просто не надо смотреть на часы…» – уговаривала она себя.
Села на одеяло. Отпила. И глянула на часы: без четырех минут. Вошли Салли, итальянка и две украинки. Ольга пила воду маленькими глоточками.
«Юность – всегда сон…» – вспомнила она, глядя в пластиковый стакан.
– Минута! – произнесла Салли.
И сразу все ожили и зашевелились. Побросав свои вещи, взяв стаканчики с водой, женщины пошли в коридор.
«Ну вот. Восьмой раз…» – подумала Ольга, смешиваясь с толпой и стараясь не расплескать воду.
В коридоре все смешались – мужчины и женщины. Толпа подошла к большой двери матового стекла. Дверь светилась голубым. Разговоры и бормотание стихли, толпа напряженно замерла. Все узники бункера стояли у двери с пластиковыми стаканчиками, наполненными водой. Прозвучал переливчатый сигнал, дверь открылась. Толпа стала медленно и напряженно втискиваться в небольшое проходное помещение, освещенное голубоватым светом. В стене напротив двери виднелись пять окошек. Возле окошек неподвижно застыли двое охранников с дубинками. Узники сразу же выстроились в пять очередей. Стоя тесно, прижимались друг к другу, но старались не толкаться, чтобы не пролить воду.
Наконец подошла очередь Ольги. Склонившись к окошку, она приложила выступ на своем ошейнике к металлической пластине. Пропищал сигнал, и из окошка выкатились две прозрачные таблетки с оттиснутым «ICE». Ольга схватила их и сразу же проглотила, запив водой. Кинула стаканчик в контейнер и вышла из «вратарской», как прозвали это голубое помещение. Сердце ее билось все сильнее.
«Сразу пойду к шведам…» – подумала она.
Сзади послышался шум, взвизги и крики: кто-то пытался отнять у кого-то таблетку.
«Начинается…» – Ольга прошла по коридору, свернула в «Ветчину». Там уже образовывались группы, рассаживались, готовясь к путешествию. Но шведского угла здесь не было.
«Шведы сегодня в “Гараже”!» – догадалась Ольга.
Ее стали ловить за руки француженки и гречанки, румынки и украинки, бормотать, уговаривать. Альбинос-исландец кинулся ей под ноги, схватил за колени, зашептал по-исландски, бодаясь потным от желания лбом. Из его истеричного шепота со слюной вываливалось лишь одно понятное слово:
– Бонус!
Заткнув уши, Ольга бросилась в «Гараж». И сразу заметила шведский угол: человек десять уже сидели на полу, готовясь. Она подошла, пробормотала что-то, протянула дрожащую руку, рухнула на колени, стала трогать сидящих. Ее ждали, ее приветствовали радостно, трогая такими же дрожащими руками, расступались, тянули. Глаза, голубые и синие, бледно-небесные и глубоко-морские, смотрели в упор, лучась и поблескивая, обещая разделенную на всех радость. Трепеща, она втиснулась, влилась, взялась за влажные от волнения руки, чувствуя, как нарастает сердечная волна, как распирает грудь, как кружится голова, как стучит кровь в висках. Сила шведского угла потрясала.
«Вот оно… уже!» – Она сладко закрыла глаза.
Подходили новые, только что проглотившие свою порцию счастья, садились, прижимались тесно, брались за руки крепко, неразрывной цепью сладкого предчувствия. Появилась Лиз, коснулась, укоренилась, укрепляя собой угол радости, дрожа красивыми губами. Возникли среброкудрый грек и огненно-рыжий израильтянин, плечистый небесноокий швед с обезображенным лицом и розовощекая, бритая наголо американка. У всех были бонусы. Все жаждали счастья.
«Лучшие здесь!» – радостно пульсировала Ольгина кровь.
И – наступал миг полета. Вцепившись в товарищей по радости, она закрыла глаза. Но провалиться в прелестное и радостное не дали – холодные чужие руки выхватывают из угла:
– Преступница! Она сожрала Лед!
Сильные руки тянут, волокут по коридору. Она же чувствует каждой клеткой, как в животе тают, тают, тают, тают две льдинки, две божественные, неповторимые, дающие радость неземную. О, лишь бы они успели растаять! Еще несколько мгновений! Тайте, тайте, тайте быстрее, родные мои, тело мое хочет вас, тело мое плачет от желания, тело мое сосет вас и стонет…
– Раскройте ей рот!
Беспощадные лица, холодные глаза, жесткие руки в резиновых перчатках. Разжимают зубы, вставляют стальную распорку, рот раскрывается больно, против воли.
– Зонд! – Пластиковая змея лезет в горло, ползет по пищеводу, раздвигает и не дает дышать.
Бьется тело, извивается в руках, но держат крепко, крепко, крепко, и там, в желудке, проворная змея всасывает милые, нежные, родные и желанные льдинки, не дав им раствориться, и нечем уже, нечем уже дышать, дышать, дышать…
Ольга вскрикнула.
И проснулась.
– Что с тобой? – лежащая рядом Лиз положила ей руку на грудь. – Ты вся мокрая…
Ольга скинула тонкое махровое одеяло, приподняла голову, села и свесила ноги с койки:
– Фу, какая чушь приснилась…
В «Ветчине» был полумрак. Электронные часы показывали 3.47. Женщины спали. Ольга вытерла ладонью мокрое от пота лицо:
– Бред…
– Что такое, рыбка? – Лиз обняла ее сзади. – Принести тебе водички?
Ольга полусонно рассмеялась, тряхнула головой:
– Мне приснилось, что нас тут кормят какими-то ледяными наркотиками… таблетки какие-то прозрачные… и я так сильно хочу, так жажду… а у меня их отнимают…
– Здесь снится много ледяного . Это нормально… – Лиз гладила ее. – Мне тут сначала снилось, что я маленькая, как букашка, и что я вмерзла в лед. Навсегда. И навеки в этом льду…
– Да… и еще… библиотека!
– Какая библиотека?
– Будто здесь у нас есть библиотека.
– Отлично. Я хочу в твой сон.
– И какие-то коллективные трипы с этой таблеткой… шведский угол…
– Шведский угол сегодня вечером выиграл у наших в мини-футбол.
– Господи, здесь же спортзал, а не библиотека… – Ольга мотала головой. – И мужчины живут отдельно… бред!
– Обойдемся и без мужчин. – Лиз поцеловала Ольгу между лопаток, слезла с койки.
Подойдя к автопоилке, наполнила стаканчик водой, отпила, вернулась, протянула Ольге:
– Попей.
Ольга отпила ледяной воды.
– Странно… мне ни разу здесь дом не снился.
– Мне тоже. – Лиз обняла ее.
– Но это… очень странно!
– Нет, милая, это не странно.
– Почему?
– Потому что наш дом здесь. И другого не будет. – Лиз зевнула, прижалась к Ольге.
Засыпая и вспоминая свой странный сон, Ольга почувствовала плечом впадину в груди Лиз.
«Бонус… бонус… ледяной… бред… бонус здесь – это же просто плитка швейцарского шоколада. Шоколадка… шоколадка… в виде птички… в виде моего Фимы. Фимочка ха-а-роший. Фимочка лучше всех…»Последние
Руки братьев будят мое тело. Будят тело Горн. Мы на нашем острове. В нашем Доме. На нашем ложе. Мы лежим рядом. Теперь, после Великой Ночи, наши тела похожи. Много сил отдали они Последнему Поиску. Они очень стары. Так стары, что уже не могут двигаться. Руки братьев открывают нам глаза, поднимают веки. Нас берут на руки с ложа, омывают, кормят и лелеют. Теперь надо оберегать наши тела. Чтобы Свет не покинул их. Но не только наши тела: надо беречь тела всех братьев и сестер Света. Всех 23 000. Теперь каждое тело особенно дорого. Ибо близко Преображение. Недолго осталось ждать.
Накормив нас питательными жидкостями, братья опускают тела наши в мраморную ванну. Парным молоком буйволиц наполнена она. Помогает это поддерживать силы в телах наших. Рядом лица наши. Вижу близко я лицо Горн. Он мальчик по законам мясного мира. Но сильно постарело лицо его за ту ночь. Постарело и тело Горн. Теперь он такой же, как и я.
Горн смотрит на меня.
Мы не в силах говорить на языке Земли – губы наши не могут двигаться.
Но сердца говорят.
Сегодня Братство должно обрести трех последних из 23 000. Но трудные эти последние. Трудно будет обрести их, вырвать из мясного мира. Подвижны они. Один из них движется по Земле, убивает одних мясных машин, скрывается от других. Другой живет в Земле, он работал в месте, где мясные машины делали яростные яды, и отравился ими, и изменился телом, и стал рыть землю, и скрываться от мясных машин. Третья просто любит прыгать и бежать куда хочется.
Ноадуноп
За 6 месяцев и 13 дней японского существования я наконец понял, на что похож Токио с птичьего полета:
– Нью-Йорк после атомной бомбардировки.
Я шепчу это на родном голландском в стакан с «Личи», усмехаясь своему открытию. И перевожу взгляд на город суши и когяру, погружающийся в сумерки. Круто сидеть на 61-м этаже, потягивать любимый коктейль и смотреть. На Восточную Столицу. Сквозь пятисантиметровое стекло. Трогая пальцем лед в стакане.
Через минуту делаю поправку:
– Не самая удачная бомбардировка.
Это правда: в однородной массе пеньков небоскребов, как бы оставшихся после атомного взрыва, высятся редкие стоэтажные башни-одиночки. Глядя на них, вспоминаю рев Годзиллы, уничтожающей Восточную Столицу в старом японском блокбастере. Я сочувствую этим гордым одиночкам. Чокаюсь со стеклом за их стойкость в ожидании очередного мегаземлетрясения. Которого ждут в Токио уже 70 лет. Глаза не в силах оторваться от города. Я с детства любил долго смотреть. И слава Богу. Этот опыт сильно помог в моей непростой профессии. После того грека в Лондоне я стал еще более наблюдательным. Я умею жить глазами. Темнеет здесь всегда стремительно. Уже зажигаются огни улиц. А на западе – розово-оранжевое марево от скрывшегося солнца. Еще минут пять – и стемнеет. Этого времени вполне хватает, чтобы вспомнить, кто ты и зачем. Я доволен собой и окружающим. Пока – все в цвет. Я хорошо вписался в этот мегаполис. На очередные полгода. Они ищут меня в Европе и Америке. Но у меня уже два года узкие глаза, совсем другой нос и немного другие губы. И я брею голову, как монах. Бывшие сослуживцы по Корпусу ни за что не узнали бы меня. Однополчане по Балканам – тоже. Только по татуировкам. Классно, что на Земле есть Азия, куда можно заползти и раствориться. Уже три человека сказали мне, что я – вылитый монгол. Кайфово! Я – монгол. Периодически совершающий набеги. Потомок Чингисхана. Грек дался мне просто даром – две пули в печень, контрольный в голову, как в кино. При полной беспомощности охраны. Но месяц кропотливой подготовки был по-настоящему тяжел. Всегда угнетает невозможность глубокого сна во время дела. От этого я реально устаю. Японские массажистки прилично поработали над моим худощавым, но мускулистым телом. А две когяру с Шибуя за три совместные ночи окончательно вернули меня к жизни. Что ж, я не железный Брюс Уиллис из «Die hard!». И слава моему маленькому персональному богу…
Неудержимый. Книга VIII
8. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
рейтинг книги
Законы Рода. Том 6
6. Граф Берестьев
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга I
1. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
рейтинг книги
Попаданка
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
рейтинг книги
Возлюби болезнь свою
Научно-образовательная:
психология
рейтинг книги
