Легенда о Мантикоре. Пропащая душа

Илона Ивашкевич

Матиас молчал, уставившись в пол.

– Интересно, есть ли у тебя разрешение на охоту: я видел беличьи шкурки во дворе, – по-волчьи оскалил зубы Хайдгер. Он небрежно вытащил нож, и приставил лезвие к груди Матиаса. Браконьерничаешь в господских лесах. Ай, ай, ай.

– Не знаю я ничего, и охотничьи грамоты у меня в порядке, – насупившись, соврал Матиас.

– Ну смотри, – ухмыльнулся он, пряча оружие в ножны болтающиеся у пояса, и сделал вид, что направляется к двери. Вдруг, он развернулся и ударил под дых. Не ожидавший нападения Матиас согнулся и рухнул на пол. За печкой ойкнули. Солдаты, потрошившие сундук, бросились к печи, и выволокли испуганную мельникову дочку. Перепачканная сажей и пылью, девушка зарыдала.

– Кто

это тут у нас такой прелестный, – улыбнулся Хайдгер.

– Не трогайте её! – Несмотря на боль, Матиас проворно вскочил на ноги и размахнулся, чтобы ударить в ответ, но четверо дюжих охранников повисли на нем, словно матерые волкодавы на пойманном звере.

– Ну как теперь твоя память? А девушка то хорошенькая, – проговорил Хайдгер, трепля испуганную девушку за щёчку.

– Подполом ушла. Там лаз до реки, широкий. Зимой дороги заметает, за водой только им и хожу.

– Обыскать погреб. Дороги говоришь, заметает, – процедил сквозь зубы Хайдгер. – Тушки и шкурки звериные мимо пограничных застав и дозорных по реке возишь. От налогов королевских кроешься, подлец.

Солдаты оттащили стол и, свернув лежащую на пол оленью шкуру, обнаружили под ней деревянную крышку. Прилаженная к ней складная лестница вела в просторный подпол.

– Лаз, господин. Мы нашли лаз, – прокричал один из стражников, зажигая факел.

Круглая опутанная корнями дыра зияла в глиняной стене прямо напротив входа. Она была достаточно широка для взрослого мужчины, но крупному Матиасу приходилось нагибаться.

– Ну смотри, если врёшь,– пригрозил Хайдгер спуская следом за своими людьми. Последним должен был спускаться Генри, но крышка случайно выпала из его рук, затворяя проход.

– Генри, что ты там копаешься? – Послышался недовольный окрик Хайдгера.

– Сейчас, сейчас, господин, – прошипел он, ударяя чугунком двух держащих Матиаса стражников.

Матиас добавил, и оглушённые наёмники рухнули на пол.

Эура кошкой спустилась вниз.

– Не благодари, сестрёнка, – прошептал Генри. – Бери вещи и вали.

– А с ними что будет? – Она кивнула головой в сторону Матиаса, прижимающего к груди рыдающую девушку.

– Даю слово, что позабочусь о них.

– Прощай брат.

– Прощай.

– Генри! – Послышался недовольный голос из-под земли. – Что у вас там происходит?

Охотник не лгал: лаз действительно вёл к реке, где под занесённой снегом лодкой были спрятаны лыжи и сани, но Хайдгер, заподозрив неладное, повернул людей не пройдя и четверти пути.

– Ушла…. – зло процедил Хайдгер. После полумрака подпола яркое солнце, заливающее двор перед избушкой Матиаса, слепило, и мужчина щурился, разглядывая свежую цепочку лошадиных следов уходящую в лес. – Что в той стороне?

– Лес духов…– Отозвался Генри, прижимая снег к правому глазу. Глаз стремительно заплывал, а под ним набухал синяк. – Дальше река и горы. Безлюдная местность: только звери и нелюди. Может, оставим эту глупую затею и вернёмся в Снерхольм, господин Хайдгер? Эура хорошо знает эти места, мы до темноты пролазаем по оврагам и буреломам, пытаясь её поймать.

– Я думаю, стоит обратиться за помощью к её другу,– усмехнулся Хайдгер, вставая корточек.

Матиаса кинули перед мужчиной, словно тюфяк, бросив лицом вниз. Парень закашлял и попытался встать, но нога Хайдгера упиравшаяся в спину снова вдавила в снег.

– Времени у меня не много: я и так изрядно провозился с тобой. Куда направляется Эура?

– Я не знаю, господин, правда, не знаю, – простонал Матиас, сплёвывая снег. – Она мне не докладывает.

– Ты что-то не понял, мальчик. Один благородный родитель обещал мне её руку и сердце, а второй благородный родитель обещал солидное вознаграждение, если потороплюсь со свадьбой, и я очень разочаруюсь, если я получу меньше, чем мне обещано. Честно говоря, я ещё больше

я расстроюсь, если совсем останусь без награды. В этом случае, чтобы как-то компенсировать свои душевные муки я возьму твою девушку. Извини, уж не знаю, как её зовут. Жениться я на ней вряд ли буду, но пару тройку ночей она мне скрасит.

– Вы не посмеете….

– Притащить девку.

– Не надо, я все скажу. Эура отправилась к Старому мосту. Там якобы начинается дорога на ТрайЕлоссу.

– Есть короткий путь?

– Нет, но у лошади слетела подкова, так что если поторопитесь, вы быстро нагоните.

– Понятливые у вас подданные, господин Генри. По коням!

Тропа выскочила из леса и у края обрыва свернула вправо, туда, где бурный поток, за столетья прорубивший в скалах ущелье, ворочал жернова мельницы. Две мраморные стелы, увенчанные снежными шапками, куски мрамора да разрушенные перила – все, что осталось от моста. Эура ещё раз взглянула на карту. На потрепанном клочке пергамента был чётко нарисован мост. Рука мастера подробно начертила мраморные пилоны, украшенные серыми знаками; кольца цепей, опоясавших опоры, и чашу похожую на конскую голову, висящую над мостом.

Эура спрятала карту в тубус и пришпорила лошадь, желая подъехать к обрыву, но животное отказалось следовать приказу. Нервно облизывая усатую морду, оно хрипело, втягивало ноздрями морозный воздух и мотало головой.

– Пошли, родная, – похлопала по шее Эура, пытаясь успокоить лошадь. – Неужели ты решила, что я заставлю тебя прыгать? Тут добрая тысяча футов или больше. Мы пройдём вдоль обрыва и найдём место, где можно спуститься.

Лошадь упрямо продолжала пятиться к лесу. Резкий щелчок раздался в кустах лещины окружавших поляну. Испугавшись громкого звука, лошадь встала на дыбы. Пытаясь удержаться в седле, Эура краем глаза заметила рослую фигуру, показавшуюся из-за сосны. В следующий миг арбалетный болт застрял в лошадиной шее по самое оперение. Кровь алым фонтанчиком хлынула из пробитой артерии. Обезумев от боли, лошадь рванула вперёд, Эура, вылетев из седла, скатилась в сугроб, едва не налетев на один из валунов, разбросанных у моста. Сделав и пару шагов, лошадь упала, заваливаясь на бок. Дёрнувшись в предсмертной судороге, животное затихло, окрасив багрянцем снег. Стрела воткнулась рядом с рукой Эуры… Тяжёлая стрела с оперением нездешних птиц…. Эура вскочила и быстро вытащила меч. Нападавшие больше не прятались. Они вышли из-за деревьев, морщась от солнечного света: четверо лучников в тяжёлых кожаных доспехах, плотной броней закрывающей тело и ноги. Рослые, на три головы выше Эуры. Свирепые, с звериными мордами, изуродованными шрамами, и торчащими между тонкими обветренными губами клыками. Рядом с лучниками сжимая в лапах топоры и кривые мечи с шипастой, словно кастет, гардой стояли пешие войны. Впереди выступало уродливое существо в тёмном балахоне из грубой домотканой ткани наброшенном поверх брони. Голову существа венчал не шлем, а остроконечная шапочка с россыпью полудрагоценных камней. В руках, а вернее сказать лапах, существо держало узловатую палку с алым шаром, служившую посохом. Рядом с ним стоял, зажав в руках большой боевой топор, командир отряда.

«Орки», догадалась Эура.

– Ты убила моего тролля, – хрипло прорычал командир, поднимая ладонь. Вместо одного из пальцев торчал безобразный обрубок. – Ты умрёшь.

Девушка кинулась в сторону, уворачиваясь от арбалетных болтов. На счастье ей удалось укрыться за одним из валунов, разбросанных перед мостом. Она, было, потянулась за коротким луком, висящим за спиной, но сумка со стрелами, придавленная лошадью, так и осталась лежать на поляне. Эура выглянула из-за камня, и плечо обожгло огненным комком, сорвавшимся с пальцев шамана. Там, где огонь коснулся рукава, куртка мгновенно истлела, осыпавшись пеплом на снег. Бурая корка запеклась над татуировкой, и кожа пошла пузырями.