Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
Шрифт:
Вальюс снова и снова перечитывал текст. Внутренний голос подсказывал: это еще не все. Главное для себя он обнаружит дальше. Вальюс с трудом заставил себя перевернуть страницу:
«За покровительство Башни сверхмастер обязан платить. Плата не измеряется шкурками или монетами. Сверхмастер платит хронисту предельно честным рассказом о событиях своей жизни. Даже о том постыдном, что таил от других. Только в этом случае хроника его жизни имеет для Времени смысл. Сверхмастер должен прийти к туманному поясу Башни.
Значит, он должен прийти и показать амулет? Рассказать о крылатом пленнике, о том, что Белое Дерево он слепил по подсказке? Но в Договоре не сказано, что охоронты клянутся сохранить его тайну…
Глава третья
Тейрук ослабил поводья и соскочил на землю.
Его пауклак ухватился длинными пальцами за каменный край стены, подтянулся, сложился по-лягушачьи и перепрыгнул зубцы. Скоро внутри двора появились другие разведчики.
Ворот у крепости не было. Их заложили после раскола — когда народ Казодака утратил свое единство. Те, кто остался верен Древу Начала Времен, устроили крепость так, что попасть на Вершину без крыльев было уже невозможно.
Тейрук приказал разведчикам отдыхать и привычным движением снял узду с пауклака. Тот уселся на землю и стал вылизывать лапы.
Три затменья назад никто не мог и помыслить, что Живущие близко к Небу будут ездить на пауклаках. Конечно, вершинные звери непохожи на мерзких тварей из ущелий срединных гор. Их жвалы спрятаны в шерсти, а спины покрыты мехом — бархатистым, с длинными прядями. Отец Тейрука недаром выискивал в норах детенышей, придирчиво отбирал, выкармливал молоком кудрявой горной козы.
Но ездить на пауклаках научились макабреды. Это макабреды обнаружили их, когда спустились в пещеры, — подслеповатых, слюнявых, пожирающих все, что придется (падаль, слизней, друг друга), и не смутились их отвратительным видом. Они очень скоро поняли: для пауклаков нет неприступных скал и ущелий. Их длинные цепкие пальцы с когтями в виде крючков способны цепляться за камни, впиваться в мелкие трещины. Их клейкая бородавка, расположенная на брюхе, позволяет подолгу висеть на гладком отвесном склоне. И еще они могут прыгать — на короткие расстояния — сверху вниз, обнаружив жертву. Пауклаки видели плохо. Но отличались способностью угадывать все живое по еле заметному запаху, по колебаниям воздуха. И макабреды научили их охотиться на людей.
Макабреды всегда появлялись на пауклаках. И люди Вершины смеялись: пауклаки им — вместо крыльев.
Но теперь и у самого Неба живут бескрылые люди. Летал один Нариан…
Жрец Вершинного Древа уже увидел Тейрука и поспешил навстречу:
— Ничего?
— Ничего, карун. Мы облазили все ущелья. Никаких следов Нариана.
Даридан печально кивнул: он и не ждал другого. Тейрук нахмурился: жрец так легко расстается с надеждой?
—
Даридан ответил — но не Тейруку, а собственным мыслям:
— Нужно сказать Дарилле.
Тейрук опустил глаза: нет, он не сможет.
— Хорошо. Я сделаю это сам. — Даридан повернулся, чтобы уйти.
— Карун! Подождите! Что вы скажете ей?
— Скажу, что князя горы больше не надо ждать.
Подойдет — и скажет? Так просто?
— Но каруни захочет знать, как погиб Нариан. Кто убил ее мужа.
— Надеюсь, что не захочет. К тому же мы не знаем, кто убил Нариана.
Тейрук хотел возразить, но Даридан не позволил:
— Лишнее знание не облегчит ее горя. А княгиня очень слаба, и так страдает сверх меры. Ты же не хочешь доставить ей лишнюю боль?
Тейрук не успел ответить: он увидел Тахира. Помощник жреца задыхался от быстрого бега:
— Карун Даридан, скорей! Боюсь, каруни умрет!
Дарилла лежала внутри приствольного круга и сквозь голые ветви смотрела на Небо. Жрец приказал не заносить ее в дом: свет — единственное, что немного могло облегчить Дарилле страдания, хотя она и дрожала от утреннего тумана.
Даридан опустился возле нее на землю:
— Так дальше нельзя, каруни.
— Мой муж еще не вернулся? — Дарилла едва шевелила губами.
— Каруни, надежда иссякла. Больше ждать невозможно. У тебя в груди воет Ветер, как в глубокой пещере. Он выдувает жизнь. Послушай меня, Дарилла. — Даридан решился на вольность и взял ее за руку. — Я знаю, чем был для тебя Нариан, и не стану искать слова утешения. Но то, что ты носишь внутри, важнее женского горя. Я пошлю Тахира за птичкой. Неподалеку отсюда гнездятся горные ласточки. Это, конечно, не то, что искал для тебя Нариан. Но лучше, чем ничего.
Дарилла прикрыла глаза, и Даридан посчитал это знаком согласия. Тахир почти сразу исчез. Даридан потеплее укутал Дариллу и вежливо отошел: жрецу не пристало навязывать свое внимание женщине.
Ей не дают умереть, хотя Нариан не вернулся. А она соглашалась жить только ради него. Только ради него терпела эти мучения.
Нариан говорил: не печалься! Птенчик с розовой грудкой очень похож на жар-птичку. Он не может светиться, но красиво поет. Малиновка или зарянка послужат тебе вместо сердца!
Но зарянке Дариллы отводился короткий срок.
В ущельях срединных гор, где обитали макабреды, происходило дурное. И оттуда порой поднимались тяжелые испарения. Когда такие туманы достигали вершины, Дарилла заболевала. Ей было трудно дышать и не хватало света. Зарянка ее трепетала, больно билась в груди, а потом умирала.
И Нариан опять отправлялся на поиски птички — в Леса у подножия гор.
Спускаться с горы в долину было очень опасно. Но князю не смели перечить. Даже жрец Даридан. Даже сама Дарилла.