Легенда Татр
Шрифт:
Полный гордости, смотрел старик Нендза на жену; полная гордости, смотрела старуха на мужа.
Так уж всегда бывало, что матери были красивее дочерей, а отцы сильнее сыновей.
Но с тех пор, как люди помнят род Нендз из Гроня, еще с тех пор, как жили они на Заскалье, между Людзимежем, Шафлярами и Рогожником, не бывало такого Нендзы, как Яносик.
И не будет.
Ни Яно, который побил ментусян, ни Юро не были лучше его.
Нет…
И он должен был идти.
Потому что если бы не
На него, как на солнце, обращены были взоры горцев.
Несмотря на свою молодость, он был как бы королем Подгалья.
И не только Подгалья, но и всех Татр.
Вот каким сыном благословил их господь!
Без него шляхта перебила бы всех мужиков, без него король не вернулся бы в свою столицу. Он нужде загородил дорогу в Подгалье, широкой грудью своей преградил ей путь, он вырвет людей у нее из глотки, как ягненка из волчьей пасти.
А когда сделает это, когда вернется со славой и с новым богатством, тогда он женится на девушке богатой, из Почтенного дома и будет хозяйничать на своей земле. Справят свадьбу, да еще попышнее, чем когда-то у его родителей, хотя и о той свадьбе молва шла на шесть миль кругом.
Над дверями, напротив искусно сплетенной из тонких стебельков огромной подвижной паутины, средства против дурного глаза, висел на гвозде венок, который надевала старуха Нендзова в день своей свадьбы, венок, успевший давно засохнуть. В нем она перед свадьбой, в июне, гуляла по зеленому лугу и пела:
Зачем ты мне нужен,
Розовый цветочек?
Я себе сплетаю
Последний веночек…
А за иконой, написанной на стекле, торчал свадебный букет старика Нендзы, отца Яносика, сухой и пыльный.
Старики улыбнулись друг другу.
У нее еще сохранилась та рубашка, в которой ездила она к венцу в Шафляры, рубашка была спрятана в сундуке, тонкая, как паутина, с широким кружевом вокруг шеи, вышитая чудесным узором из еловых веток и горных лилий. Там же хранился и голубой корсаж с шитыми золотом розами, белый прозрачный головной платок с богатым шитьем, красные сафьяновые сапоги… В сундуке из кедрового дерева лежали наволочки, искусно вышитые, и тонкие полотняные простыни, а на самом дне пять ниток кораллов, которым не было цены, – их старуха надевала по праздникам и берегла для будущей невестки.
Но это должна быть девушка, каких мало!
Из хозяйского роду, как дочь Топора из Грубого или солтыса Новобильского, богатая, работящая, послушная, здоровая и красивая. Много таких невест в томлении поглядывало на Нендзов Гроник, но Яносик еще не хотел жениться.
– Знаете, мама, – говорил он, – ветру легче лететь, когда он ничего не несет. Хоть бы только ольховую ветвь или птичье перо нес, и то уж ему мешает! А я – как ветер!
Улыбалась старуха,
Но печально глядели сейчас из резного киота лики святых, писанные яркими красками на стекле, и меж темно-зеленых кедровых сундуков, богато разрисованных цветочками, полных всякого добра, бродила грусть… и грустью веяло от цифры тысяча пятьсот пятьдесят на потолке, под которой была надпись: «Ян Нендза Литмановский построил этот дом».
А вдруг сын не вернется!..
А вдруг он погибнет!..
Ни слова не сказали старики друг другу – только посмотрели одновременно друг на друга.
Больше ста лет стоит дом и ведется хозяйство в Тропике.
Господь благословил их, и богатство росло.
Неужто все это осиротеет?
Вздохнули старики.
Но сын должен был идти…
Они его для этого растили.
Мать сама дала ему чупагу в руки.
Они учили его гордо держать голову и заставлять людей уважать себя.
Они не находили ему равного даже среди солтысов, хотя, например, Новобильские в Бялке или Зыхи в Витове были шляхетского рода.
Сами они ему твердили, что нет ему равного.
Сами учили соседских детей победнее слушаться Яносика, когда он был еще мальчиком.
Они первые ставили его выше всех других.
В холодных, надменных глазах старухи Нендзовой засверкали крупные слезы.
– И зачем только я родила на свет такого молодца? – сказала она. – Такого гетмана!..
Но она тотчас же смахнула пальцами слезы, и на ее лицо вернулось суровое, гордое спокойствие.
– Что же делать? – сказал старый Нендза. – От орла сова не родится, а только орел. Мы – Нендзы Литмановские.
– Да! – ответила старуха. – Надо мириться.
Коровы уже возвращались с пастбищ, позвякивая колокольчиками; и хозяйка, встав, вышла на порог, чтобы поглядеть на них. Стадо брело, сбившись в кучу, за ним шли с длинными кнутами и чупагами в руках два взрослых пастуха, которые могли защитить его от волков и злых людей, а третий, подросток с палкой в руке, издали уже орал во все горло:
Солнышко заходит, за лесом садится…
Начала хозяйка с ужином возиться,
Варит, эх, готовит не кому иному,
Пастуху, что лугом стадо гонит к дому.
Медленной поступью, отдельно от коров, шли длиннорогие волы с пастбища, за ними – два волопаса с дудками и длинными чупагами. Среди волов были пегие оравские, рыжие и черные польские.
Побрякивая сотней медных колокольчиков, бежали овцы, которых подгоняли белые собаки и пастухи, бежали вместе с козами, громадным стадом.
Сыновнее богатство возвращалось домой. Вышел и старик Нендза на порог, поджидая его.