Легенда Татр

Пшерва Казимеж Тетмайер

Кшись осмотрелся, увидел решетку в окне, покачал головой и сказал:

– А ведь правда! Заперли нас!

– Галайда! Галайда! – кричал Мардула, расталкивая Г алайду.

Но Галайда крепко спал, лежа на животе, похожий на громадное бревно.

Мардула в отчаянии дергал его за ногу. Наконец Галайда проснулся и спросил:

– Чего тебе?

Мардула со стоном воскликнул:

– Бартек! Да мы в тюрьме!

– Как? – спросил Галайда, еще сонный.

– В остроге мы! Господи! Господи! Господи!

–

В ост-ро-ге? – медленно и невнятно переспросил Галайда.

– Да я ж тебе говорю! Заперли нас!

– Ну?

Мардула заревел во всю глотку. Значит, он опять в подземелье, опять, опять, опять?!

Галайда сел на каменном полу и спросил у Кшися:

– Мы где? В тюрьме?

– Посмотри. – Кшись указал ему оконце за решеткой.

– Гм!.. – пробурчал Галайда. – Правда!

– Как мы сюда попали?! Как мы сюда попали?! – с плачем твердил Мардула.

Кшись, помолчав, ответил:

– Я все понимаю. Ты плясал в корчме, потом мы стали пить, потом ты подскочил к Галайде и сказал ему: «Может, ты думаешь, дылда, что я боюсь тебя?» – и ударил его кулаком по башке. А он ничего, только засмеялся да башка у него на сторону съехала. Ты опять к нему подскочил и опять ему то же самое сказал: «Может, ты думаешь, дылда, что я тебя боюсь?» – и опять ударил его. А он опять засмеялся, и опять башка у него на сторону съехала. В третий раз он дал тебе по морде так, что ты под скамью полетел. Липтовцы стали смеяться, а Бартек им говорит: «Не смейте смеяться над поляком». Они еще пуще – ведь тоже были выпивши. Галайда, ни слова не говоря, швырнул в них кадку с капустой, что стояла около него. Ну, и пошла потеха, они на нас набросились.

– Ага! Знаю! Вспомнил! Я их из корчмы вытолкал! – перебил его Мардула.

Но Кшись сказал:

– Не очень ты их мог выгнать, коли сам лежал под скамьей как дурак! Зато Бартек схватился обеими руками за стойку и стал ее возить по избе вместе со старухой в кресле, которое зацепил невзначай. Липтовцы и убежали.

– Убежали, когда я встал! – настаивал Мардула.

Кшись нехотя качнул головой и ответил:

– Да тогда и бежать уже было некому. Ты, Франек, всегда такой! Если бы ты не стал перед липтовцами силой хвастаться, так мы бы не попали в беду. И они над тобой посмеялись, и в тюрьму мы попали, и кто знает, когда отсюда уйдем.

– Да что же мы такого сделали, чтобы нас не выпускать? – спросил Мардула, пропустив мимо ушей горькую правду, которую выложил ему Кшись.

– Ничего, только под этой кадкой с капустой трое мертвецов оказалось.

Мардула свесил голову на грудь. Затем сказал:

– Гайдуки близко были?

– Ясное дело, близко. Я ведь тебя за работника выдал, а ты за всех платил, да еще нам кричал, чтобы заказывали, что хотим! Хорош батрак, что за хозяина платит! Жид,

должно быть, и дал знать, кому надо. Гайдуки подоспели, когда уж мы были пьяны да еще трое убитых лежало. Видно, здорово все мы выпили, когда не помним, как нас сюда приволокли. У меня и сейчас еще голова кружится.

– О господи! – вздохнул Мардула.

– Мы ведь еще и потом пили, пока не пришли гайдуки, и, кажется мне, легли спать на скамьях, – докончил Кшись.

– Так оно, должно быть, и было! – сказал Мардула. – Нас привели или привезли сюда пьяных. А теперь нас повесят либо мы тут заживо сгнием!

– Где же мы? – спросил Кшись.

– Почем я знаю?

Кшись подошел к окну и выглянул за решетку.

– Кажется мне, что мы в замке, в Градке. Я так думаю, потому что видны горы.

– О! О! О! – зарыдал опять Мардула. – Опять в неволе! Отсюда нам уж теперь не выйти! Никогда!

Галайда слушал молча. Вдруг он встал, касаясь головой потолка, и подошел к ближайшей стене. Протянул к ней руки, растопырив огромные пальцы, и пошел вдоль стены, ощупывая ее, как будто он был слепой.

Подошел к окну.

Уставился в него и втянул воздух ноздрями.

Потом снова обошел камеру, ощупывая стены, опять подошел к окну, остановился и опять втянул воздух ноздрями.

– Неволя! – пробормотал он про себя.

– Неволя! – повторил он.

– Неволя! – повторил он третий раз.

Что-то такое задрожало в его голосе, что Кшись и Мардула невольно в тревоге переглянулись.

Грудь Галайды поднималась, губы кривились, в глазах появилось выражение ужаса, граничащего с безумием.

Он уставился на Кшися и Мардулу, – и тем стало жутко от его взгляда.

– Галайда, – сказал Кшись, чтобы нарушить молчание и прогнать страх за Галайду, – ведь тебя еще не вешают.

– Я… я… – забормотал Галайда, – я – в неволе? Да как же это? Не могу… идти… куда хочу… Заперт… в четырех стенах… не могу идти, куда хочу… я… в стенах… я…

– В первый раз сидит, – сочувственно проворчал Кшись, обращаясь к Мардуле.

Галайда положил руки на решетку.

– Эй, – сказал Кшись, – толста, не высадишь.

– Попробуй! Попробуй, Бартек! – крикнул Мардула. – Я тебе помогу!

Галайда сжал пальцами решетку, Мардула тоже. Она даже не дрогнула.

– Все ни к чему! – воскликнул Мардула. – Нет ничего здесь! Даже ножа!

– Все отобрали, покуда мы спали, – отвечал Кшись.

Галайда рванул решетку, жилы надулись у него на висках и на руках, он посинел от натуги. Но решетка не подалась.

– Все ни к чему, – повторил Мардула, – теперь мы у них в руках. Навсегда.

Галайда затряс решетку так сильно и лицо его было так страшно, что Кшись крикнул в испуге:

– Бартек! Оставь! Надорвешься!