Легенда Татр
Шрифт:
Но Галайда словно не слышал: он обезумел от ярости. Сорвав с себя рубашку, он намочил ее, скрутил, продел сквозь брусья решетки, отошел назад и рванул. Рубашка разорвалась, и Галайда отлетел к стене, ударившись о нее спиной так, что стена загудела.
– Господи боже! – прошептал Кшись в страхе при виде этих нечеловеческих усилий.
Галайда взглянул на невредимую решетку окна, на разорванную пополам рубаху, губы его искривились, слезы потекли
Кшисю стало его жалко.
– Бартек, ну чего ты плачешь? – сказал он, чтобы его утешить, – Рубахи жалко? Да ведь она тебе не нужна, потому что тебя повесят. А как поведут тебя к виселице, так рубаху тебе дадут, не бойся.
– Посовестятся они голого вешать, – с покорностью судьбе прибавил Мардула.
Галайда рыдал и глядел на решетку, глаза его становились все больше, – казалось, они выкатывались из орбит. Испугался за него Кшись.
– Галайда! Не сходи с ума! – крикнул он.
А Галайда опять, как безумный, стал водить руками вокруг, проделывая какие-то странные движения, подносить их к голове и снова вытягивать вперед.
– Ишь, – печально сказал Мардула, – медведя на волю из капкана выпустил, а сам в неволю попал…
– Да! – вздохнул Кшись, – Уж не даст мне Бырка на завтрак холодной капусты без масла… Что делать… Всемогущий боже…
– Кабы пришел я домой, так какое бы я хозяйство развел на те пятьдесят дукатов, что мне господь послал! – горевал Мардула.
– Иисусе! Сколько раз мы на эти дукаты выпили бы! – вздохнул Кшись.
– Ох, выпили бы!
– И Галайду женили бы! Я ему всегда говорил, что ему жена нужна. И нашел бы ему бабенку как следует, не общипанную, не кривляку какую-нибудь, а хозяйскую дочку, не перезрелую, работящую, видную, красивую… Потому что он – человек!
– Да, человек! – повторил Мардула.
– Ему баба нужна была, – продолжал Кшись. – Я ему советовал. Такая, чтобы душа у нее была – как вода, сердце золотое, ум долог, как волосы, а от бедра до бедра сзади – сажень. Настоящая чтоб была!
– Да, настоящая! – с сожалением вздохнул Мардула.
– Я ему советовал. Потому что мне его жалко было.
– Эх, эх, – вздыхал Мардула.
– А теперь все ни к чему.
– Ни к чему.
– И с Быркой я жить не буду, и Галайда не женится, и повесят нас.
– О, раны Христовы! – расчувствовавшись, зарыдал Мардула.
– Из тебя, Франек, тоже ничего не выйдет. А ведь какой красавец!
– Да, – стонал Мардула сквозь слезы, – другого такого не
– Не было.
– Я всегда знал, что не было!
И Мардула бросился в объятия Кшися.
– Шимон! – тихим, дрожащим голосом окликнул Кшися Галайда, сидевший в углу.
– Чего?
– Значит, уж не пойду я боьше с волами в горы?
– Нет.
– Когда все зазеленеет?
– Нет.
– Когда в лесу птицы засвистят?
– Нет.
– Когда дятел застучит по сосне?
– Нет.
– И бела по ветвям запрыгает?
– Нет.
– Когда по небу пойдут белые облака, а овцы зазвенят в загонах колокольчиками?
– Нет.
– Когда пастухи будут играть в горах на свирелях, а пастушки петь песни?
– Нет.
– И костра разводить не буду?
– Нет.
– И не буду больше никогда в траве лежать среди желтых лилий и щавель жевать?
– Нет.
– И черники да брусники не буду есть?
– Нет.
– И на небо не буду больше глядеть лежа на спине да солнышке греясь?
– Нет.
– И не пойду больше куда хочу, когда захочу?
– Нет.
– Меня, значит, что-то держит?
– Да.
– Меня?
– Тебя.
Галайда, до тех пор говоривший жалобно, как дитя, вдруг зарычал и кинулся к гладкой железной двери, у которой изнутри не было даже засова. Не за что было ухватиться, чтобы попробовать открыть, – и после нескольких тщетных попыток Галайда стал биться об нее огромным своим телом. Загудела вся камера, но дверь даже не дрогнула. А Кшись кричал:
– Бартек, да сядь ты, перестань, ведь ты себе нутро повредишь!
– Бартек, сядь! – кричал в свою очередь Мардула. – Все это ни к чему! Я знаю!
Галайда колотил в дверь плечами, грудью, коленями и, наконец, отошел от нее, бормоча:
– Сильнее…
– Бедняга, – сказал Кшись. – Думал, что сильнее его на свете ничего нет. А глядь – есть. Нашлось. Железная дверь.
– Сильнее меня, – повторил Галайда.
Он смотрел на дверь с каким-то почтительным удивлением.
– Видишь, Галайда, – сказал Мардула, – так, должно быть, и тот медведь шептал под Криванем, которого ты из капкана высвободил. Капкан тоже сильнее его был. Ты ему сказал: «Страшна неволя», – а и не думал, что сам в нее попадешь.
– Не думал, – прохрипел Галайда.
– И сжалился ты над ним, хоть был это всего-навсего глупый зверь. А над нами никто не сжалится… Ох, не сжалится…
– Да, не чаяли мы, что сюда попадем, – горевал Кшись.