Легенды авиаторов. Игровые сказки.
Шрифт:
— В сорок третьем из-за нехватки алюминия и его сплавов стали заменять эти материалы другими, деревом, углеродистой сталью, — припомнил дракон. — Строили самолеты из эрзац-материалов. Результат был плачевный. Но в начале биографии Ki-27 все обстояло, в общем, совсем неплохо. Это основной японский самолет «номонганского инцидента», он же «конфликт на реке Халхин-гол», он же «необъявленная война с Японией». Впрочем, дебют самолета состоялся в Китае. Первые Ki-27 получил четвертый чутай второго хико дэйтая.
— Опять японский язык! — в отчаянии
— В данном случае — не вполне уместно, — ухмыльнулся Горыныч. — 10 апреля 1938 года этот самолет принял первый бой.
— А сегодня — последний, — сказал Билл Хопкинс.
— Ну, так уж и последний, — засмеялся дракон. — Ты слишком тяжело переживаешь неудачу.
— Я вообще не переживаю, — отрезал штаб-сержант. — У меня и нервов нет. Пойду на рембазу, займусь поломанным двигателем от «Аэрокобры». Очень успокаивает... то, чего у меня нет.
48. Явление гладиатора
...— А это что-то новенькое, — прищурился Франсуа Ларош, всматриваясь в самолет, приземлившийся на центральной полосе авиабазы World of Warplanes.
Порыв ветра взметнул длинный белый шарф, который носил французский летчик.
— Когда-нибудь этот пижонский шарфик затянет в винт или прихлопнет фонарем кабины, — предрек штаб-сержант Билл Хопкинс. — Вы не подумали о том, чтобы одеться более рационально?
— В начале двадцатого века, — задумчиво произнес Ларош, — велась ожесточенная полемика вокруг формы цвета хаки. Вы, конечно, слыхали об этом? Раньше армии сражались каждая в своем цвете: красные, синие, в худшем случае — серые мундиры...
Американец прищурился:
— К чему вы ведете?
— Французские офицеры отказывались снимать свои яркие мундиры и натягивать нечто грязновато-зеленого оттенка, — ответил Франсуа. — Перед Первой мировой наши генералы, в ответ на предложение переоблачить всю армию в хаки, дали блистательный ответ: «Красные бриджи — это и есть Франция».
— Мне даже слушать такие россказни больно, — признал Хопкинс. — Это как-то чересчур неразумно.
— Между прочим, для войн в колониях — более чем разумно, — возразил Франсуа. — Когда дикари видели красные штаны, они сразу понимали: перед ними представители высшей цивилизации. Многие вожди не могли похвастаться никакими штанами, тем более красными.
— Товарищ Вася сейчас рассказал бы какую-нибудь поучительную историю про «красные революционные шаровары», — вздохнул Хопкинс.
— Товарищ Вася сейчас в небе, — сказал Ларош. — А вот что это за птица движется к нам? Я не узнаю ни походку, ни лицо.
К беседующим,
В правой руке он держал перчатку, снятую с левой.
— Добрый день, джентльмены, — поздоровался он. — К сожалению, здесь нет никого, кто мог бы представить нас друг другу. Так что возьму эту приятную — или неприятную, в зависимости от обстоятельств, — обязанность на себя. Флайт-лейтенант Уилберфорс Гастингс. С кем имею честь?..
— Франсуа Ларош, — Билл Хопкинс указал на француза. — А я — Хопкинс. Штаб-сержант.
— Американец? — Гастингс устремил на Билла пронзительный взгляд. Глаза у него оказались желтые, как у Горыныча.
— А вы, разумеется, англичанин? — вопросом на вопрос ответил Хопкинс.
Уилберфорс Гастингс пожал плечами:
— Мне казалось, это очевидно. Хотя бы по произношению.
— О, — вмешался Франсуа, — разумеется. Произношение. Вы на своем английском языке просто помешаны. Угадываете диалекты и даже районы Лондона исключительно по тому, как произносите слова.
Хопкинс и Гастингс разом повернулись в сторону француза.
— Какие-то проблемы с английским, мсье Ларош? — поинтересовался Гастингс.
— С моей точки зрения, это просто испорченный французский, — буркнул Франсуа. — Удивительный язык! Зачем нужно «и» читать как «ай», «а» читать как «е», «е» читать как «и», а «у» читать как «а». Только «о» читается как «о» и то не всегда. Может быть, просто вернуть буквы на их законное место?
— Вы рассуждаете как француз, — сказал Гастингс с обидной снисходительностью. — Нельзя изменять традиции.
Франсуа махнул рукой:
— В конце концов, здесь мы все друзья. А то, что мы такие разные, только добавляет интереса.
— Оу, звучит прекрасно! — обрадовался Гастингс и протянул Франсуа руку. — Сердечно рад знакомству, дружище.
Затем он обменялся рукопожатием с Биллом и замолчал, похлопывая снятой перчаткой себя по ладони.
— Прилетел на «Гладиаторе», — сообщил после паузы флайт-лейтенант. — Машина — законченный кошмар.
— Мон ами, — серьезно произнес Франсуа, — наш девиз: не бывает плохих машин, бывают плохие летчики. Или как выражается наш комерад из Советского Союза Василий — бывают кривые руки. Ваше высказывание может быть неверно истолковано.
Гастингс махнул рукой:
— Что может угрожать моей репутации? В конце концов, я же здесь. Долетел, не разбился.
— Здесь насмерть не разбиваются, — напомнил Билл Хопкинс.
— Тем лучше, — сказал Гастингс и зевнул. — Я совершенно измотан.
— А чем так плох «Гладиатор»? — поинтересовался Франсуа. — Я довольно часто летаю на бипланах. Вполне шарман...
— Шарман, если не знать о существовании чего-то лучшего, — сказал Гастингс.
— А как же знаменитые английские традиции? — не выдержал и поддел собеседника Франсуа.