Легенды леса 3. Хозяева леса
Шрифт:
– А ты поедешь с нами, Кава? – обернулся к девушке Таар. Та улыбнулась.
– Некогда мне глупостями заниматься. У меня каждый день на счету. Пока бабушка жива, я должна перенять как можно больше. Думаю, ваши острова и без меня обойдутся.
– Вот уж верно, – поддержала старуха. – Пусть эти мальчишки развлекаются. А у нас найдутся дела поважнее.
Но в глазах старой ведьмы стояла зависть. Ей тоже хотелось ехать на край земли, разгадывать загадки, над которыми бились поколения ученых. Дух исследователя по-прежнему был в ней силен.
– Ничего, мы быстро, – воодушевленно сказал Кайги. – Мы
========== Поход ==========
Исследователи выехали по первому снегу. Настроение у всех было радужное. Кайги много рассуждал о том, что может ждать их на юге. Иногда ему даже казалось, что он вспоминает свое младенческое плавание на лодке, а то и сами острова. Над ним снисходительно посмеивались. Ретофа полностью отдалась радостному предвкушению неизвестного. Кайтен был счастлив самой возможности ехать куда-то в обществе разведчицы. О чем думал Таар, понять было невозможно.
Кайтен ехал на новом ящере, молодом самце, которому дал непривычное для здешнего слуха имя Нойха. Он утверждал, что так звали пса, жившего у его родителей, и этот пес был лучшим другом его детства. Старую верную Кидиан отправили на почетную пенсию. Теперь она могла, подобно другим ящерам, пастись на лугу вместо того, чтобы вечно ожидать сигнала тревоги в своем стойле, а зимой спокойно погружалась в обычный для ящеров полусон. Ящеренка Кайтен присмотрел, когда он едва вылупился из яйца. Таскал на руках, гладил, разговаривал на двух языках, подкармливал самыми толстыми личинками и лягушками. Ящер вырос крупный, сильный и преданный, как пес, к тому же научился слушаться голосовых команд (с мысленными у Кайтена до сих пор были проблемы).
Ретофа без затей отправилась в путь на том же ящере, на котором приехала. Тот, непривычный к меховой зимней одежке, поначалу недовольно ворчал, но потом смирился. А вот у Кайги с выбором ящера чуть не приключилось неразрешимое затруднение. Едва не все ящеры, от старых до малых, готовы были везти его хоть на край света и терпеть ради этого тяжелую зимнюю экипировку. Они ластились к Кайги и грозным рычанием отгоняли конкурентов. Тот, не желая обижать никого из них, зашел в тупик. На помощь пришел Таар, который просто выбрал одного из ящеров, чей покладистый характер позволял надеяться, что он не станет капризничать в пути, а здоровье и сила были достаточны для дальнего путешествия. После вмешательства такого арбитра всем остальным пришлось смириться.
Женщины потом долго еще шили новые меховые одежки для ящеров, подновляли экипировку Гаонока, единственного из всех, привыкшего к меховому комбинезону и варежкам. Остальные ящеры, будучи закутанными в меха, чувствовали себя неуютно, но Гаонок, ящер главы семьи, считался признанным авторитетом среди сородичей, с него брали пример и не слишком ворчали.
Под курткой Таара, уцепившись коготками за рубашку, пригрелся крупный самец летучей мыши. Таар возился с ним всю осень, приучал сидеть на плече или под одеждой, возвращаться на руки после охоты. Мыслечувствительность зверька весьма способствовала дрессировке. Крылатый гонец время от времени высовывал нос наружу, оглядывался, словно пытаясь запомнить местность. Он уже знал, что ему предстоит лететь обратно. Среди груза Таара был туесок засахаренных ягод, которые так любили эти зверьки.
Груз
Вторая же часть полностью умещалась в небольшом, легком, но прочном рюкзаке. Для каждого из путников женщины семьи Ан сшили по такому рюкзаку, копии того, с которым когда-то пришел из города Кайтен. В рюкзаках лежало по тонкому одеялу, достаточному для спасения от прохлады южных ночей, смене одежды, а еще множество мешочков с сушеными травами, крупами, орехами, вяленым мясом. Всю это было истолчено в пыль и занимало, таким образом, очень малый объем. В поклажу Таара, кроме того, входил маленький и очень легкий котелок. К тому же, путники полагали, что смогут охотиться и ловить рыбу, которой должно быть предостаточно возле островов. Кайги уверял, что морское побережье прокормит целую ватагу путешественников.
Все дальше и дальше в лес забирались они по старой дороге, ведущей на юг. Вначале она была полузаросшей тропой, после стала наезженной санной колеей. По следам саней они безошибочно добирались до селений людей, и довольно часто удавалось заночевать в доме, после обильного ужина. Хозяевам они, не скрываясь, объясняли: экспедиция, научная, на юг. Это неизменно встречало горячую поддержку, любопытство, с путников пытались взять слово, что на обратном пути они непременно снова заедут и все расскажут. Таар очень старался ничего не обещать.
Потом они приехали в места, где зима наступала позже; потом в те места, где не наступала никогда. Дороги стали широкими, выложенными камнем. Это были древнейшие дороги, построенные в незапамятные времена, когда люди начали расселение на север, и их до сих пор поддерживали и ремонтировали местные жители. Сеть дорог стала более разветвленной, чем на севере, но всегда находились люди, которые уверенно подсказывали, которая из дорог ведет к побережью. Здесь, на юге, люди не сидели по домам, скованные снегом.
И на всем долгом пути через лес ничего не происходило. Просто не могло ничего произойти в этой глуши. Да, путники встречали новых людей, слушали причудливые местные легенды, которые, даже когда являлись одной и той же легендой, неизменно приобретали неповторимый местный колорит. Да, им открывались порой величественные виды с обрывистых берегов могучих рек или со скал, возвышавшихся над деревьями. Были и великолепные рассветы, и яркие закаты, и звенящая тишина, и оглушительный яростный стрекот насекомых, и незнакомые пряные запахи южных трав, и усталость после долгого пути, и вечерние беседы у костра. Все это, несомненно, оставляло след в их душах, создавало впечатления, способные остаться в памяти навечно, но это не было тем, о чем кто-то из них стал бы рассказывать слушателям, даже если бы решился однажды сформулировать.