Легенды о доне Хуане (Жуане). Дон Жуан на сцене
Шрифт:
Когда вернусь описывать героя,
Потом я разделю границей чёткой
Чекан солдатский
С горестной походкой.
Насчёт тайги,
Насчёт пурги простудной
Наташе ошибиться было трудно,
Хотя фуфайка, тёплые носки
Под сапоги, что Кузьмины прислали,
Жуана от простуд оберегали,
Но не от частых приступов тоски.
Ещё ошибка: здесь не знали моды,
Все, как и в тюрьмах,
Были безбороды.
Любой
Рвётся из тюрьмы,
Уйти, как говорят, из-под “чалмы”,
В колонию, к природе, где в затишке
Свободнее житейский антураж.
Природа всё смягчает, а пейзаж
Способен скрыть сторожевые вышки.
А кто того не видел и не нюхал,
Готов держаться
За тюремный угол.
В тюрьме после суда
С душой в кручине
Жуана оставляли даже в чине,
Ну, в роли вроде бы наставника,
Достойно наводящего порядки,
А если попросту, то в роли дядьки
В особой камере молодняка.
Однако, не имея в том сноровки,
Он к собственной
Стремился перековке.
Решая так,
Мой грешный друг мечтал
Попасть на новый “Беломорканал”
С такою же великою отдачей,
С таким же осветительным огнём,
С такой же вековой нуждою в нём,
С такой же давне-дальнею задачей,
Когда в труде
Под взглядом всей страны
Добрели её падшие сыны.
Нам и сегодня говорит немало
Моральный опыт “Беломорканала”.
Преступники, не чуждые стыду,
С умом и сердцем,
Если глубже вникнем,
Тем взглядом освещённые великим,
Меняются у мира на виду.
А мы уже и позабыли вроде,
Что нужен им
И Николай Погодин.
Ко времени тому
В Жуана влез
К вопросам социальный интерес,
К законам жизни и началам истин.
Что, как да почему?
Он стал раним,
Он мучился, что отбывали с ним
Не слуги страсти, а рабы корысти.
Их было большинство, позорно павших,
Совсем по-разному,
Но что-то кравших.
Ах, деньги, деньги!
У коварных денег,
Как ни крути,
Почти что каждый пленник.
Не виноват ли рубль, смахнувший грязь,
Отмытый, в Октябре переодетый,
Охотно ставший нашею монетой,
Однако с прошлым не порвавший связь?
Не сохраняет ли поныне оный
В себе самом
Старинные законы?
Хотя Жуан
В познаньях
Но не по силам поднимал вопрос,
Довольно острый и довольно спорный.
Тогда к услугам он имел, друзья,
Всего четыре месячных рубля,
Притом в ларьке по книжице заборной,
И то сказать, имел не постоянно,
А лишь потом
При выполненье плана.
Он в мастерской,
Посаженный за пресс,
Не тратясь на технический ликбез,
Своей работе научился скоро,
Как будто бы всю жизнь одно и знал,
Что из сухой пластмассы штамповал
Фигурный корпус электроприбора.
Так и глотал бы воздух он пахучий,
Когда б не подвернулся
Редкий случай.
Однажды начколонии, майор,
Вёл с неким капитаном разговор
На тему, возникавшую не часто:
— Заказик тут на кресла есть один,
Нет, нет, не мягкие под дерматин,
А жёсткие — для среднего начальства,
Но добрые, чтоб если сесть, так сесть.
Скажи, у нас
Краснодеревщик есть?
В колонии тогда,
Ему на жалость,
Краснодеревщика не оказалось.
— А кто же есть?
— Есть мастер-металлист,
Есть мебельщик, но по перепродаже,
Есть часовщик, есть плановик и даже
Конструктор есть и техник-протезист...
Начальник почесал затылок: — М-да,
Давай-ка мне
Конструктора сюда!..
Со впалыми щеками в сизом дыме,
С глазами, как у ворона, большими
Жуан перед начальником предстал.
— Вы самолётчик?
— Да.
К пострижке сизой
Начальник взглядом потянулся снизу,
Как будто друг в то время вырастал,
И начал странное для первой встречи:
— Я думаю,
Что кресло сделать легче.
— Не знаю.
— Вы узнаете сейчас... —
Начальник начал излагать заказ.
Почти с волненьем, в мыслях озоруя
И временем не тратясь на огляд,
Жуан охотно взялся за подряд,
Как говорят, пошёл напропалую,
Неосмотрительно беря в совет
Пословицу:
Семь бед — один ответ.
Казалось,
Что всю жизнь его звала
Так весело звеневшая пила,
Раскраивая ножки табуреток.
Прожилки, обнажённые пилой,
Запахли ароматною смолой,
Как пахнут по весне
Лишь лапы веток.
Под звон пилы таёжный дух кедровый
Ему благовещал о жизни новой.