Легенды о доне Хуане (Жуане). Дон Жуан на сцене
Шрифт:
Любовь ли, сын ли — жизни высший дар?
Жизнь, дорогие, интересный жанр,
Люблю работать в этом древнем жанре.
Но если быть в нём голым реалистом,
То будешь не поэтом,
А статистом.
В грядущее
Нужна вся наша сила,
Всё, что до нас,
Что в нас,
Что с нами было.
В Жуане, если без обиняков,
Все впечатленья жизни стали купней.
Ему его грядущее доступней,
Как
А человек, по замечанью тёщи,
Чем умственней,
Чем опытней,
Тем проще.
У тёщи
В одеянье кружевном
Красивый был её старинный дом.
Весь с топора и лобзика всёго-то,
Смотрелся он на самый строгий взгляд.
Жуан сострил:
— Напрасно говорят,
Когда хулят, — топорная работа!
Так смотрится, уже не бога ради,
Икона древняя в резном окладе.
Жуан шутил-шутил
Да как пальнёт:
— Вся эта улица на слом пойдёт,
Участок стал для города потребным,
А тёщин домик с канителью всей
Есть предложенье вывезти в музей,
Открытый где-то под открытым небом.
— Эге, Жуан, не будешь ротозеем,
Глядь, домик станет и твоим музеем.
Со мной не то,
В строительной программе
С моими, брат, не цацкались домами.
Хотел бы хоть в один вернуться, но
Мне всюду с ними просто наважденье.
Домов, где жил я, с моего рожденья
За ветхостью с десяток снесено.
Не будет места в той эпохе дальней,
О, друг мой,
Для доски мемориальной!
Так мы шутили,
Подобрев к домам,
С придумкою и правдой пополам
Припоминали прошлые проказы,
За словом не ходили далеко,
И было нам так вольно и легко,
Как будто и не ссорились ни разу,
Пока не стало видно из-под грозди,
Как в уникальный дом
Толкнулись гости.
В гостях сидел
С большим сознаньем прав
Почти что прежний свадебный состав,
Как вроде бы игралась на усадьбе
Не по годам отсчитанная в срок,
А по страданиям, что выдал рок,
Досрочная серебряная свадьба,
Но не кричали “горько” шумовато,
Поскольку въяве
Было горьковато.
Была на тёще гения печать.
Достало б ей гостей поугощать
И тем же салом, тою же ветчинкой,
Картошкой, студнем из телячьих ног...
Так нет же, а сварганила пирог
С той самой рыбно-луковой начинкой
И “дурочку”, прикрытую со сметкой
Под
Фабричной этикеткой.
Добро и зло —
Две стороны медали.
Вот выпили и все добрее стали.
Сердца открыли, сжатые в тиски.
Ну, что такое зелье?
Так — водица!
Но как свежо зарозовели лица,
Тугие развязались языки.
У бывшей в напряжении Наташи
Опали плечи
В памятном вальяже.
Какой-то дед спросил, беря пирог:
— Преуважаемый, а как острог? —
Старик был стар, но в памяти и силе,
Пожалуй, посильней внучат иных.
То был заглавный корень Кузьминых,
Отец отца Наташи — дед Василий.
— Острогов нынче нет! —
Мой тезка — в колкость:
— А если нет острогов,
Где же строгость?..
Что мой Жуан
Был встречен как герой,
Меня и то коробило порой,
Как будто он не лес пилил на трассе,
Не пни в глуши таежной корчевал,
А с некою задачей побывал
В почетной экспедиции на Марсе.
Наверно, проявлялся в тот момент
Судьбы сибирской
Некий рудимент.
Сибирь, мой край,
Затмивший все края,
О, золотая каторга моя,
Приют суровый праотцов бесправых,
Где барско-царских не было плетей,
Но лыко нам неведомых лаптей,
С железом кандалов прошло на равных.
Народом ничего не позабыто,
Что в жизни поколений
Было бытом.
Сибиряку сама живая данность
Внушала и суровость и гуманность.
Почти в любой семье сибиряка
Для беглецов считалось делом чести
На самом видном и доступном месте
Поставить на ночь кринку молока.
И, тронутую грешными устами,
Крестили заскорузлыми перстами.
Сибирь моя,
В просторах безграничных
Ты принимала всех иноязычных.
У всех поныне свой особый лик,
Но всё сильнее вечное стремленье,
Чтоб после вавилонского дробленья
Здесь снова обрести один язык.
Твои небостремительные башни
Уже давно затмили
День вчерашний.
Сибирь моя,
Ты вся в кипучей стройке,
Вся в переделке, вся ты в перестройке,
Любовь моя, ты вся из новостей,
А если вместе с “дурочкой” угарной
Был заведён мотив рудиментарный,
За то не будем осуждать гостей.
Таков порядок: