Легенды Оромеры. Великий Орёл
Шрифт:
Таисья Сергеевна поёжилась, дёрнула Ворона за торчащее ухо, и, когда недовольный таким возмутительным обращением ящер повернул к ней зубастую морду, спросила: «Ну что, Ворон, прорвёмся?».
Куда собралась прорываться глупая волчья самка Ворону было невдомек, поэтому он решил прикинуться ничего не понимающим зверем и, на всякий случай, побыстрее подбежал к ожидающему волчицу войску.
Несмотря на недовольное ёрзание по накрытой попоной спине и неловкое командное: «Вывози, дорогой!», воррум резко притормозил напротив стоящего командира пограничного отряда.
– Доброго здоровья, Яга, – кряхтя, и, улыбаясь
– И что? – немного успокоившись, и, слегка раздражаясь, поинтересовалась Таисья Сергеевна. – Я волчица свободная, мужья жена и только ему ответ держу. Расступитесь и путь мне дайте! Я не на гулянку, мне за Марком почти к самому вашему морю идти. Некогда тут сказки травить посеред дороги!
Отряд заулыбался, закхекал, но командир только рыкнул в пасть и продолжил:
– Не перебивай, волчица! Мы отряд! Границу Волки всегда на замке держали! Нас Совет послал. Он помолчал немного, давая глупой бабе усвоить сказанное, и продолжил:
– С тобой мы. И тебя присмотреть и Марку помочь, если какая нужда. Да и к Празднику успеть вернуться надо, а то амбар без нас откроют. Так решили. Я сказал!
Яга посмотрела на гладкий чистый лоб, с заплетёнными в косу чёрными с проседью густыми волосами, серые волчьи проницательные глаза, под почти юношескими, (как у Марка, ресницами), густые усы над пухлыми губами, никогда не кривившимися гибельными страстями мерзких мужиков и, неведомо почему, ловко спрыгнув с Ворона, встала перед отрядом.
– Спасибо Вам, – молодо и чётко сказала, громким грудным чистым голосом, Волчица. И поклонилась им.
Отряд молча выпрямился, прижав руку к груди, отдавая честь той, которая не боялась идти в неведомую землю за своим Волком.
***
Двор потихоньку начинал готовиться к зимним праздникам. Его стабильно тихая и размеренная жизнь, с ежедневной величавой сменой караула, советом министров по понедельникам и собранием знати в пятницу, незаметно, раскручивала маховик предстоящих шумных и весёлых зимних каникул, которым всегда одинаково радовались и маленькие и большие, и богатые и нищие. А пока дворецкие составляли списки необходимого, повара спешили на городской центральный рынок, отбирать лучшие продукты, а курьеры скакали в разные концы страны: к морю за рыбой, в леса за дичью, на юг в сторону степей за фруктами и цветами... Плыли торговые суда с островов с мёдом, и шли усталые караваны из Империи с тканями, драгоценными камнями и прочим необходимым скарбом, который так любят дамы, и на который приходится столько тратить кавалерам.
Построенные и запуганные страшными карами, слуги мыли окна, тёрли до блеска мраморные полы и мели каменные плиты дворцового двора.
Столица, видя суету приготовлений, начавшуюся во дворце, встрепенулась, и вечно сонный мэр спешно приступил к массовой закупке щёток, веников и мётл, для уборки тротуаров и проезжей части города.
Хозяйки ежедневно производили вылазки в торговые ряды, и их дома постепенно
Из массивных шкафов извлекалась лучшая одежда, и теперь в каждом мало-мальски сносном дворе, за каменным, деревянным, щитовым или, вообще, без забора, плетёным ограждением, словно пугало от ворон, на шесте висел камзол, который впитывал свежий ветер и постепенно терял стойкие запахи лаванды и нафталина.
Ожидание главного события года было всегда похоже на буйное, но весёлое помешательство. Ведь всем известно, оно лучше самого праздника...
Только одна маленькая и одинокая графиня Аккарин Грета Варийская, надежда на продолжение рода великих Кобр, Мадам, возможная Миледи Двора, и даже, (невозможно и подумать об этом!), ЖЕНА Правителя, не радовалась зимнему солнцестоянию.
Её убранные в тафту и тюль, испорченные варварским количеством золота и заставленные до тесноты драгоценной мебелью из жёлтого сандала и красного бука, покои, в которых она не поменяла и не переставила ничего, со времен пребывания здесь прошлой хозяйки, были, пожалуй, самым тихим местом при дворе. Предназначенные для любви и увеселений, они, словно покрылись мрачной вуалью, в память о небольшой кучке пепла, давно убранной с наборных плит пола. Или, наоборот, ядовито затаившись и выжидая положенное судьбой время, скалились золотыми рамами зеркал на медленно проходившую мимо серую, полностью закутанную в плотные слои газовой ткани фигуру.
Её быстро привыкли не замечать. Иногда, особо смелые выскочки из придворной челяди ухитрялись пройти мимо, не склонив голову. Если бы вдруг кто-то поинтересовался таким вопиющим нарушением этикета, служка бы, извинившись, ответил, что просто не заметил прошедшую мимо Мадам... Аккарин слилась со стенами дворца. Она растворилась в них.
Никто не догадывался, что под серым коконом скрываются холодный разум змеи и горячее любящее сердце женщины. Леди слышала и видела всё. Она была в курсе всех событий происходящих при дворе. Девушка быстро разобралась в придворном мире и теперь только политика интересовала её.
***
У Ангеррана, вернувшегося из лесной сказки, было умеренно плохое настроение, которое так хорошо чувствовали все. Сегодня он принимал возвратившегося из экспедиции Гертриха Саварро, начальника службы РоЗ при его Величестве.
Перед ним стоял и преданно смотрел заплывшими крокодильими глазками притворяющийся идиотом делец от сыска. Ангерран давно бы укусил скотину, но он был слишком квалифицированным, и, пока заменить этого мерзкого служаку ему было не на кого.
– Разррешите вам заметить, – между тем, продолжал хитрец, – мною были предприняты попытки осмотра речного дна. Я лично нырял в ледяную воду и убедился в гибели Анаконда под каменной плитой. Тело и голова размозжены, а останки хвоста вынесло ниже по течению. Они также были осмотрены.
– Вы уверены, что это был ТОТ Анаконд, – поинтересовался рассматривающий в зеркальный оконный проём пушистые еловые ветки густого лесного новомодного сада и, вспоминая поездку с рыжей глазастой игуаной, Ангерран.