Легенды Оромеры. Великий Орёл
Шрифт:
— Волки! Нас приняла в семью Высшая кровь.
Лес зашумел, по верхушкам деревьев пробежал торопливый лёгкий ветерок, который принёс свежий запах, характерный для чистоты, наступающей в мире после грозы и ненастья. Оборотни зашевелились, а старик, вздохнув полной грудью, продолжил:
— Марк, возьми дар богов. Ты теперь старший в клане и выбран самим Лесом… пришедший на мою смену. Твой гость — наш брат. Я, по праву старейшего, нарекаю его Констан.
Ветер вновь качнул листву. Марк наклонился и взял ожерелье. Раздался повторный треск, и камень сомкнулся.
В полной тишине стая вернулась домой.
Всем показалось, что слова старого вожака обрели форму. Ветер окутал лес вокруг золотистым туманом, и душистый воздух вдыхали оборотни, а вокруг них продолжала струиться бескрайняя чистая воздушная дорога, умывающая
Выйдя из леса, все увидели, как солнце залило всю долину светом. Пели птицы, далеко за холмами серебрилась лента реки. Мир радовался.
Глава 18 ЭМИЛИЯ. Бал и его открытия (Оксана Лысенкова)
Под утро Оддбэлла разбудил мелодичный перезвон колокольчика. Кто-то упрямо хотел видеть его в такую рань, и непременно в тот день, который он сам себе назначил выходным. Нет, каков нахал! Оборотень нехотя выкарабкался из постели. Датчики, вшитые в одеяло, с небольшим промедлением отреагировали на отсутствие живого тепла и привели в действие биотермический механизм, разгладивший ткань и свернувший одеяло в плотную скатку. Что-то негромко прогудело, скрипнуло. Кровать медленно, изредка слегка подёргиваясь, поднялась вертикально и вдвинулась в нишу, полностью слившись с поверхностью стены. Оддбэлл накинул длинный тёмно-зелёный бархатный халат и отправился открывать дверь.
У порога, переминаясь с лапы на лапу, маялся страус, некрупный и такой лохматый, словно его только что протащили за хвост сквозь ржавую трубу. Судя по всему, перекидываться птица не собиралась. Да Оддбэлл и так прекрасно узнал Сент-Джерри, курьера семьи Тёрнеров, известных по всей округе своей экстравагантностью, а также любовью к празднествам и вечеринкам. Зачем им понадобилось отправлять посыльного к Оддбэллу-чудаку, да ещё ранним утром, оставалось только гадать. Оддбэлл удивлённо уставился на него, ожидая пояснений. При виде оборотня курьер шагнул навстречу, гордо и высоко подняв голову. На длинной клочкастой шее страуса висела короткая бронзовая туба. Ясно. Письменное послание. Оддбэлл протянул руку, отвинтил крышечку и вытащил из тубы трубочку плотной рыжеватой бумаги. Развернул. Свиток расправился, оттягиваемый толстой сургучной печатью с вензелем Тёрнеров. На тронутом следами огня и дыма листе змеились вычурные строчки староязычной вязи. Позёры, нельзя вот было нормальным языком написать! Разбирай теперь этот лингвистический ребус...
Пока Оддбэлл рассматривал тщательно задекорированный под старину свиток, страуса след простыл. О его недавнем визите могло напомнить лишь маленькое облачко пыли над дорогой, да и оно вскоре улеглось, осев на траву обочины.
Даже не позавтракав, Оддбэлл отправился в книгохранилище. Разложив свиток на столике из чёрного дерева, оборотень вытащил с полки на ближнем правом стеллаже толстый фолиант, устроил его в подставке рядом со столиком, полистал, отыскивая нужную страницу, и принялся за перевод. Кое-что он помнил и так, кое-что подсказала книга, и через полчаса оборотень прочитал следующее: "Сэру Сэмюэлю Вудду , учёному. ("Ишь, ты! То просто серьёзного обращения не дождёшься, всё хи-хи да ха-ха, а тут вдруг -"Сэмюэлю", "Учёному"! Ну-ну...") Довожу до Вашего сведения, что ** числа ** месяца сего года в Тёрнерхаузе будет иметь место популярно-схоластическое собрание, кое продлится с полудня до самого вечера. На собрании будут обсуждены темы превращения высоких энергий при метаморфозе, а также вопрос теоретической возможности сохранения квинтэссенции полёта при переходе из птицеформы в форму человеческую. О теории механики, эмпирики, энергетики и этики таковой возможности выскажутся магистр теософии лорд Джарред Кингстрем, алхимик сэр Джонатан Дитрих, парафизик сэр Тобиас Гриввс и философ сэр Эффроим Гройзман. ("Ну ка-ааанешно, вот уж без этой затычки ни одна самая худая бочка не обойдётся!"). Ввиду собрания столь блистательного круга нетривиальных умов и светлейших талантов, ("Пф-фф! Бездари, недоучки и неудачники!!!"), я, лорд Гриффин Тёрнер, ("О как! Он уже себя в лорды произвёл! Помнится, три года назад именоваться кем-то выше сэра наглости ещё не хватало!"), имею честь пригласить Вас, сэр Оддбэлл, украсить своим присутствием наше скромное общество, блеснуть эрудицией и продемонстрировать собравшимся остроту своего ума в дружеских схоластических
"САМОуверен! Позёр. Ладно... Киммерфельд, Сэймур - по крайней мере, хоть знакомые лица будут", - подумал Оддбэлл, закрыл фолиант, поставил его на место, подхватил свиток и покинул книгохранилище, намереваясь всё же позавтракать и приступать к сборам: ведь означенная в свитке дата наступала не далее как завтра.
**
По дороге к бальным залам Эмилия с риском измять платье крутилась в ландо, выглядывая в окошко, занавешенное шторкой полупрозрачного серебристого газа, до тех пор, пока Луиза не шикнула на нее, призвав к сдержанности. Только тогда девушка приняла чинную позу, сложив руки на коленях, хотя не перестала ждать прибытия. И вот огни Ринс-холла россыпью топазов показались из-за поворота, Эмилия ахнула и, сразу забыв про мнущиеся юбки, приникла к окну. Высоченные липы у ворот переливались сотнями крошечных фонариков, в широко распахнутые створки ежеминутно въезжали кареты и фаэтоны, влекомые холеными лошадьми. Их силуэты скрадывались по краям янтарным светом, и от этого рысаки приобретали особую тонконогость и воздушность. Высокие окна длинного, тонущего в темноте здания призывно светились, и в них мелькали таинственные силуэты. Эмилия как завороженная смотрела на приближающийся почти дворец, ландо плыло по грунтовой дороге на мягких рессорах и копыта серого коня беззвучно ступали в пыли.
Мимо проплыли створки ворот.
Все навалилось сразу: цокот подков по брусчатке, стук колес, восторженные приветственные возгласы множества здоровающихся людей, обрывки музыкальных фраз, разных с разных сторон, пофыркивание лошадей… Ландо остановилось у крыльца, открылась дверь, и сильные руки отца извлекли замешкавшуюся Эмилию из укрытия, на миг показавшегося очень и очень желанным.
– Не робей, красавица, ты очаровательна. И эта ночь твоя, - Генри подмигнул дочери и под локоть повел ее в зал.
Эмилия с замирающим сердцем последовала за ним. Ей казалось, что все люди, находящиеся в большом зале, залитым светом новомодных газовых фонарей, уставятся на нее, будут обсуждать ее манеры, ее внешность, ее платье, которое минуту назад было таким красивым, а сейчас показалось линялой бесформенной тряпкой. Но окружающие продолжали здороваться друг с другом, прохаживаться с бокалами и разговаривать, не обращая внимания на вошедших.
Впрочем, нет. К Луизе семенящим шагом подлетела дама в алом платье с изумрудными вставками. Разноцветные пряди ее прически топорщились во все стороны. Дама взволнованно произнесла:
– Как вы вовремя! Дебютанток уже скоро будут представлять! Какая же она у вас хорошенькая! – дама потрепала Эмилию по щечке и вцепилась Луизе в руку, - Пойдем, дорогая, пошуршим о женском!
Луиза только и успела помахать мужу и дочери, как была утащена куда-то вглубь толпы, к столам и креслам. Генри повел Эмилию дальше, к подиуму. Там уже скучились полудюжина девушек, одногодок Эмилии. Почти всех она знала, из знакомых не дружила только с одной – противной задавакой Ребеккой Харнетт, которая то ли росомаха, то ли куница, разное говорили. Эмилию тут же затянули в тесный кружок и защебетали на ухо что-то о тот милом мальчике, который тааак посмотрел. Ну конечно, это Мишель, ей, зайчихе, не надо ограничивать себя выбором между двумя женихами, парней ее клана и возраста полным полно, и она бесспорно, выберет самого лучшего.
Дебютанток стали приглашать к знакомству. По одной они выходили в центр сцены, конферансье представлял их, девушки делали реверанс и, сопровождаемые аплодисментами, спархивали в зал. Так же поступила и расхрабрившаяся Эмилия. Действительно, страшного ничего не происходило, никто не шушукался за спиной, а если и шушукался, то где-то далеко и не слышно.
Объявили первый танец. К Эмилии подошел высокий молодой человек в завитом буклями парике и представился:
– Майлз Олтервилль, один из предназначенных вам судьбой, голубоногая олуша. Позвольте пригласить на танец, - он кончиками пальцев, затянутых в белоснежные перчатки, взял ее за кисти и повел в модном котильоне.