Легенды, рассказанные у костра

Кузнецов Константин Викторович

Глаза художника странно блеснули, он замолчал, а затем медленно развел руки в стороны, и описал круг, очертив свои совершенные картины.

– Все они - мое детище. Мои бессмертные создания, которые насыщают мир своими совершенными образами!

Наши взгляды встретились и сцепились намертво.

Я ощутил в его словах нотки наслаждения, которые не возможно было скрыть.

– Вы говорите о них, как о живых?

Художник кивнул и на его глазах, я мог поклясться - выступили слезы.

В тот миг мой взгляд приковал один из портретов. Я приблизился, щурясь, внимательно рассмотрел знакомые черты. Передо мной, будто живой, распоров вуаль ускользающего времени, стоял юный циркач, второй раз за сегодняшний день, посетивший мою память.

Палец, уткнувшись в портрет юноши, осторожно коснулся старого холста, и я ощутил дрожащий огонек дыхания. Картина была живой. Я будто коснулся человеческой кожи, и рисунок отозвался протяжным вздохом, донеся до моего слуха еле уловимый шепот.

– Кто это?
– произнес я и не узнал своего голоса; он содрогался и казался чужим.

– Один из моих детей, - спокойно ответил художник.

Я не верил ему. Это не могло быть правдой. Рисунок, мои воспоминания, ощущения чего-то родного - странное сочетание для одинокого человека, уже давно лишившегося всякой надежды.

Я еще раз углубился в своем прошлом и, копаясь в обрывках воспоминаний не смог обнаружить лиц своих родителей, братьев, сестер. Их словно и не существовало в моей многовековой жизни.

– Ты помнишь его? Вы ведь встречались...О я помню, мне показалось это таким волнительным.

Художник тяжело выдохнул и показал мне на противоположную стену, где среди множества ярких, живых образов отыскался и мой скромный портрет.

Наваждение продолжалось. Я спал и не мог проснуться. Кошмар. Невероятный кошмар, сковавший по рукам и ногам, подвел меня к портрету и окатил ледяной водой. Я смотрел в зеркало и мой рисованный двойник с легкой улыбкой удивлялся моему нескрываемому окаменению.

– Я нарисовал тебя очень давно, но именно ты удался мне как никто иной. Ты жил, не затерявшись среди живых...

– О чем вы?
– растерянно прошептал я, чувствуя, что ноги подкашиваются.

Его рука коснулась моего плеча, но я не скинул ее и не бросился прочь, а замер на месте каменным изваянием. Всю свою жизнь я искал истину, а когда она сама нашла меня, я готов был провалиться сквозь землю и потерять вместе со своим равновесием память и больше никогда об этом не вспоминать.

– Даже сажей можно написать счастье...- вкрадчиво, и с некой грустью, прошептал художник.

Мой голос ответил за меня:

– Это сказал Леонардо.

– И он тоже, - согласился художник.

Я смотрел на свой рисованный образ и молчал. Жизнь пролетала передо мной и не смогла зацепиться ни за один год. Я казался себе календарем -

лист отрывался от толстой пачки и падал в кучу ненужных дней, прошедших безвозвратно и ставших бесполезным мусором.

– Что я такое?

– Ты мой успех, - ответил художник.
– Я повторюсь! Ты не затерялся в общем потоке живых людей, не сошел с ума, не сгорел и не разорвался на части, как те бездушные творения, которых я создал до и после тебя.

– Всего лишь рисунок, мазок кисти или грифеля карандаша ... и ничего другого...пустой звук... пародия на живое существо, - не слыша своего создателя, я нес полную несуразицу, путаясь в собственных мыслях.

– Нет, нет, не думай. Ты один из них, - рука художника указала на рисунки, - кто смог стать полноценным человеком. Ты превратился в заложника собственных мыслей, мечтаний, мучений, фантазий, которые так и не смогли воплотиться в жизнь. Ты не сломался! Понимаешь!

***

– И что же было дальше?
– уткнувшись в исчерченный карандашом лист, репортер нервно кусал карандаш, придумывая и осмысливая следующий вопрос.

– Я ушел, - спокойно ответил я.

– Как? И вы больше не встречались?!
– удивился он.

– Нет. В том не было нужды. Я получил, что желал. Увидел тысячу лиц и отыскал среди них свое.

– Удивительно, - на одном дыхании выдохнул репортер.

– Безусловно. Именно в этом и состоит жизнь. Я обрел себя и смирился с этим. Теперь я стал жить по-другому, и мой отец, кем бы он ни был, сделал мне самый главный подарок. Он нарисовал мой портрет.

Я извлек из кармана древнюю монету, - которую нельзя было ни продать, ни потерять, ни подарить - и положил ее на стол.

Репортер осторожно протянул руку и в последний момент остановился, спросил:

– Вы позволите?

– Безусловно.
– Я не стал возражать.

Он взял ее в руку, покрутил, попробовал на зуб и внимательно посмотрел на меня:

– Все что вы сказали: действительно правда?!

– Вопрос веры не требует доказательств. Разве не так?
– уклонился от прямого ответа я.

Молодой человек кивнул и дрожащим голосом, констатировал:

– Вы рассказали мне действительно невероятную историю.

Прощаясь, мы пожали друг другу руку; а когда он исчез за дверью, я позволил себе повернуть голову и, подойдя к камину, проницательно посмотрел на картину. Удачная работа - прекрасные, живые краски, четкие тонко подмеченные черты лица, мое и моего нового знакомого бравшего у меня интервью. Молодой человек стал прекрасным продолжением своего рисованного образа. Вдумчивый, острый ум, неудержимый интерес к жизни - эта работа, безусловно, удалась художнику.