Легенды, рассказанные у костра
Шрифт:
Я встал и спокойно покинул его скромное обиталище. И с ним мы больше никогда не встречались. До меня доходили слухи, что юноша, который последние пятьдесят лет именовал себя Ренуаром, стал отшельникам в горах Тибета. Трудно было поверить, но существовала в судьбе моих случайных знакомых некая фатальная закономерность.
Позже я много думал, анализировал, пытался найти соратников в своем непростом деле. Искал ответы, но получал только сплошные нули. В какой-то момент мои изыскания привели меня к Николя Тесла, но, не дождавшись
После окончания войны, я потерялся. Выдохся как борзая, не дошедшая до финишной прямой, всего пары ярдов. Наверное, я ошибся в своих расчетах, не прислушавшись к словам гуттаперчевого юноши, но научное обоснование казалось мне более логичным, нежели слепая вера в некий абсурд. Один раз я умудрился забрести в церковь, но и там не нашел помощи. Любовь к богу улетучилась у меня еще десять-пятнадцать веков назад, когда мы проливали кровь, ради бесполезных символов на грязной тряпице и деревянных крестов...
...Остановившись возле случайного художника, я уставился на мольберт, где очень достоверно была изображена девушка выделявшаяся своим лицом из безликой толпы. Тревожный взгляд замер на полотне, словно ее окликнул чей-то знакомый голос, и она, расслышав его среди гущи посторонних звуков, обернулась и застыла, не поверив своим глазам.
– Мне не очень. А вам?
– не без интереса спросил художник.
– Я не ценитель, но, по-моему, вполне достойно, - искренне ответил я.
– Нет, - не согласился художник.
– Пустое. Нет души. Холодный, хоть и выразительный. Глупая оболочка, не более того!
Сорвав лист мольберта, он одним движением порвал его пополам и, смяв, кинул в урну.
– Да вы что?!
– Пустое, - остановил меня художник и слега прищурившись, предложил: - А вы не хотели бы посмотреть настоящие работы?
Осмотрев пустынную улицу и сделав логичный вывод, что знаки и мистика на сегодняшний день закончены, я не раздумывая, согласился.
Подъезд был зашарпанный, но довольно просторный - дом моей зрелости, если разделить колоссальный возраст на правильные возрастные отрезки.
– Давно здесь живете?
– поинтересовался я.
– Всю жизнь, - лаконично ответил художник.
Выглядел он очень опрятно; одет неброско, как и подобало истинному служителю искусства: матерчатая крутка, вельветовые брюки и главный атрибут - темно-красный шарф. Короткая прическа, волосы с заметной сединой и аккуратная бородка в стиле Генриха IV- хотя сейчас об этом вряд ли кто помнил.
Дверь распахнулась сама, словно по беззвучной команде хозяина, не такого уж и скромного жилища. Прихожая показалась мне излишне широкой, схожей с добротными английскими квартирами.
Осторожно остановившись у ряда листков, небрежно прикрепленных старыми металлическими кнопками, я только сейчас заметил, что все портреты имели сходство. На стандартном листе был изображен человек: мужчина, женщина, старик, ребенок. Достаточно выразительно, едва ли не фотографический снимок, а вот остальная толпа людей являла собой всего-навсего серую размытую массу, выполненную графитовым карандашом, будто случайный прохожий пребывал в густой дымке. Тысяча лиц смотрели на меня со стен, с некой завистью, неспособной освободиться от рисованных оков.
– Вам интересно?
– кроткий, словно шелест травы голос, раздался у самого уха.
Я, беззвучно кивнул, продолжив изучать необычное искусство. Лица людей, с одной стороны, были необычайно схожи, имея одинаковое положение тело, взволнованность образа, но существовало в этом многообразии, что-то большее, нежели ничем непримечательная изюминка, неуловимая обычным глазом.
Я долгое время топтался на одном месте. Художник терпеливо ждал, то и дело одобрительно улыбаясь. Я не видел этого, но чувствовал всем нутром, что он рад благодарному зрителю, решившему посетить его тайную галерею.
– В них есть что-то особенное. Неуловимое... Что-то, что я никак не могу понять, но...
– Они все бессмертны, - величественно произнес художник, сценически возведя руку вверх, словно собирался изобразить шикарный поклон.
Резко обернувшись, я едва удержался на ногах - настолько меня поразил его безобидный ответ.
– Как вы сказали?!
– Бессмертны, - ничего не подозревая, ответил художник, и словно оправдываясь, принялся объяснять: - Все эти люди исключительны. Можно сказать - совершенны...И пускай они не подходят под привычные эталоны, для меня они боги.
– Его рука указала на глубокое кресло, застывшее посредине студии.
– Прошу присаживайтесь...
Я повиновался, а художник продолжил говорить:
– Понимаете. Возможно, вам известно, что в древние времена у скульптуры и искусства не было своей музы. Тех, кто умел искусно отображать мир на бумаге, или при помощи глины - называли простыми ремесленниками.... А я, всегда хотел иной признательности.
Художник говорил сбивчиво, обрывая фразы, задумчиво теребя рукава своей куртки, и пристально следил за моей реакцией.
– И вам удалось?
– не став дослушивать бесконечные философские умозаключения о невероятной силе искусства, я оборвал его своим вопросом.