Легенды. Предания. Бывальщины
Шрифт:
(…) Чудь имела красный цвет кожи, (…) она скрылась от новгородцев на Новую Землю и ныне там пребывает в недоступных местах.
Мыза, что напротив деревни Горы (…) — резиденция князя, против нее — на левом берегу Выи находится Княж-поле. Там на яромине паслись княжьи лебеди и гуси, которых он бил прямо от себя, с мызы, из лука.
Князя этого потеснили новгородцы, он вынужден был отступить и во время отступления был убит. Взвыли без князя оставшиеся, почему и реку
И до сего времени обитателей деревни Чудиново, прозываемых Нифагичи, считают потомками чуди, хотя они носят фамилии Зуевых и Сосниных (…).
В ста саженях от реки Выи, около деревни Окуловской, несколько в стороне, находится могильник — чудское кладбище.
На городище Дивьей горы жила дева, управляющая чудским народом и отличавшаяся умом и миролюбием. В хорошие дни она выходила на вершину горы и сучила шелк. Когда же веретено опрастывалось, то она бросала его на Бобыльский камень, лежащий на противоположном берегу Колвы, прямо против Дивьей горы.
По течению реки Устьи, впадающей в Вагу, на правой стороне ее, в Благовещенском приходе, напротив устья Кокшеньги, между двумя ручьями, на возвышенной горе, проживавшая чудь оставила по себе признаки: вал кругом сопки (кургана) — как бы род крепости и в некоторых местах ямы, сходные с погребами. При разработке той сопки под хлебопашество крестьяне в недавнее время находили бугры глины. Из этого заключают, что на тех местах были чудские печи.
От тех населенцев чудского племени взята была в деревню Михалевскую девица в супружество за крестьянина Чарепанова. Девица эта была мужественна, имела необыкновенную силу в сравнении с прочими девицами. Потомство же ее уж ничем не отличалось от новых ее земляков.
Село Койдокурья, Архангельского уезда (…), получило свое название от первого поселившегося в тамошней местности чудина по прозванию Койда, или Койка (…). Поколение Койды было мужественно, великоросло и чрезвычайно сильно. Члены его поколения могли разговаривать между собой на шестиверстном расстоянии, или иметь перекличку.
Один из тех чудинов был столь силен, что однажды, когда он вышел поутру из ворот и затем чихнул, то своим чохом до того испугал барана, что тот бросился в огород и убился до смерти.
По истечении некоторого времени местность Койдокурская сделалась известна другим, и сюда с разных сторон стали стекаться чудь, новгородцы и поморяне и начали расселяться деревнями, и затем каждая деревня получила свое название от первого поселившегося жителя или по другим причинам.
Ранее Чудиново было метров четыреста вниз по Пинеге, у самой реки. Признаки ее есть и сейчас: вываливаются из берега черные банные камни.
Чудь жила и вниз по реке — в сорока километрах от сельсовета: там видны
И мы слыхали от дедов: когда чудь отступала, было у них два котла с золотом. Один будто бы спустили у нас под деревней в озеро (оно глубиной метра три), а другой вынесли на слуду против деревни на самый угор, и каждый отступавший клал по горсти песку, — так образовался тут бугор метров десять шириной и столько же высотой. Он хорошо виден из деревни. Может, это и вранье, а может, и в самом деле так было. Если бы срыть бульдозером…
Чудь отступала от того бугра на Вашку, дорога идет точно на восток и называется Ратней. Чтобы была прямой, тянули длинное бревно. У одной рады съели быка — и то место называется Быкова рада, у второй съели коня — ныне называется Конева рада.
По той дороге прошлый год экспедиция ездила на бульдозере до Вашки.
В Надпорожском приходе, недалеко от церкви, есть ровное небольшое место, которое и теперь называется Белоглазово, потому что здесь жила белоглазая чудь.
Когда она хотела напасть и ограбить церковь и жителей, то сама ослепла и перебила друг друга.
Слыхал (о чуди. — Н. К.), как не слыхать. Еще от покойного дедушки: он долго жил-то, дак знал это как… и родители-те у ёго тоже подолгу жили…
Дак это верно, жила будто бы раньше эта чудь-та… вон на том месте, где у нас Подкуст, слыхал ли ты ли нет ли, деревня такая, Игнатовская пишется-то. Подкустовцев-то и теперь у нас все чудаками зовут (…), да ведь они тоже наши, должно быть, а только, значит, живут-то, где чудь жила; дак вот: «Чудаки да чудаки».
(…) Погибла она вся, до едного человека (…). А креститься, вишь, не захотела; наши-те заставляли, видно, креститься-то, дак она уж задумала лучше погинуть, а не креститься. Сробили, значит, эта чудь-то, такую крышу из тесу на четырех столбах, земли наверх-от наносили; собрались все под эту крышу-ту да столбы-те взяли и подсекли, тут всех их и задавило; сорок человек всех-то, говорят, было.
(…) Да боялись-то, вишь ли, крещенья, а крещенье-то, им говорили, что это — вот что: отрубят сперва руку, ну хоть правую, а потом — ногу, левую, а тут, значит, — другую руку и другую ногу — вот он крест-от какой выходил! Тут поневоле забоишься!
(…) Чудские жители, видя неизбежную гибель от разбойников, собирались в одно место, вырывали громадную четырехугольную яму, куда сносили все свои сокровища, а над ямою устраивали род хаты, на столбах.
В ожидании мучителей собирались на верху хаты и ожидали своей участи. А завидев разбойников, проворно подсекали столбы понизу и, упадая вместе с хатою на свои сокровища, погибали при каких-то приговорах.
После такой их гибели сокровища не отыскивались.