Легкие шаги
Шрифт:
Мы воровали из холодильников деликатесные паштеты и приготовленные для кого-то бутерброды, утаскивали из буфетов кексы к чаю и наливали кипяток в термос, прихватив по пути парочку чашек.
– Это, наверно, нехорошо, - говорил Димка. Я не считал, что владельцев шикарных особняков должно так уж расстраивать исчезновение парочки порций фуа-гра - но ради Димки придумал оставлять в качестве компенсации за ночное вторжение какую-нибудь книжку из той, скрытой Библиотеки - она всё равно была ничья, к тому же от перемещения книги из одного места в другое для Истинной Библиотеки мало что менялось. Книжку мы выбирали наугад, но древние фолианты всё-таки не трогали.
В
– Я посторожу. Полистаю книги...
Начал я, однако, не с книг. Меня странным образом влекли сосуды, высокие, тонкие, с тёмной жидкостью, цвет которой отлично сочетался с цветом настоящего цейлонского эбена - огоньки светильников словно перебегали с дерева в глубины загадочных жидкостей, мерцая в них, как яркие тропические звёзды, кажется, отражаются в безднах морей...
Я не удержался и откупорил одну бутылочку - когда-то она была запечатана, и на горлышке ещё виднелись следы сургуча, но оставалась почти полной, а когда я взял её в руки и колыхнул - тягучая, будто маслянистая жидкость всколыхнула ночное пространство вокруг, как удар большого колокола.
– Вот ты каков!
– прошептал я.
На самом деле я даже не знал, что там внутри. И всё-таки - знал...
Запах ударил в меня, как врывается в распахнутое окно душной комнаты морозный лесной ветер пополам со снегом, дремучей еловой свежестью и дымом дальних костров.
Я чуть не закричал.
Древние холмы. Медовая пряность вереска и терпкий терновый сок... Впрочем, нет, что-то другое, совсем другое... Огни на холмах. Враги пришли ночью и убивали. Кровь протекала в землю, сочилась сквозь камни и скапливалась, и испарялась, и снова падала с неба - уже прозрачным, хмельным дождём. Мы шли на врагов, уже другие, но помнящие свои холмы, и ту ночь, и убивали врагов без пощады, и время вращалось, а кровь пахла дымом и свежестью ночных дорог.
Не помню, отпил я из сосуда или так и стоял, сжимая тонкое, прохладное горлышко в ладони. Очнулся в ужасе оттого, что мог уронить этот сосуд - и немедленно повернулся, чтобы поставить.
Почему-то я был уверен, что хозяин этой комнаты - старик с благородными чертами лица, потомок древнего рода. Единственной альтернативой ему мог оказаться одержимый коллекционер - невзрачный человек в мире света, король преступного мира в сумеречном пограничье...
– Ужасно!
– сказала она.
– Я думала, что могу легко убить любого, кто заберётся сюда.
– Наверно, вы так думали только о взрослых?
– Неважно. Первые мгновения я была уверена, что вы - из тех грязных малолетних воришек, которые не остановятся ни перед чем ради выпивки и курева. Я даже была уверена что сейчас почувствую этот их запах... А потом меня поразила мысль о том, как они могли забраться сюда?! И это было ещё ужаснее!
– Я готов компенсировать ваши переживания и ответить на любые вопросы, но простите ещё одну мою наглую выходку - ответьте, что за волшебное снадобье в этом сосуде?
– Это?
– Она взяла бутылочку у меня из рук, коснувшись пальцами моей ладони - холодными и очень тонкими. Кажется, она сделала это нарочно, как будто желая убедиться, что я - не наваждение.
–
Глава 8 . История Книги. Начало
Рождение Книги - таинство, но мало кто из людей понимает его истинный смысл. Одни думают, что главная тайна Книги - рассказанная в ней История. Другие полагают, что значимость Книги в том, чтобы изменять читающих её людей и мир.
На самом-то деле ни те, ни другие не правы.
Я помню, как однажды люди изобрели печатный станок, и это опьянило нас... Люди стали писать... и читать. И ещё больше писать. И какое-то время казалось, будто появятся совершенные Книги, Книги, в которых Миры, рождаясь и сплетаясь причудливо в бесконечном многообразии будут творить такие чудеса, что разум прочитавшего их потрясённо вскрикнет и станет Богом...
Впрочем, ничего этого не случилось. Книги изменились, о да. Они вошли в мир детских грёз, волшебные рисунки и невероятные истории волновали воображение уже не убелённых сединами старцев и дерзких студиозусов - но малышей, чей разум не был стеснён ничем... Боже, как это нас пьянило! Оказаться на полке в комнатке ребёнка, еще совершенно не видевшего мир, не умеющего читать, и вдруг - обрести миг, когда кто-то из мудрых взрослых откроет Книгу - и зазвучит голос, и отворятся двери, и то, что было скрыто в нас - вдруг отобразится в сознании этого человечка, отобразится таким дивным образом, озарится таким невообразимым сиянием, что никто и предсказать бы не мог! Мы, как вампиры, пили их радость и страх, удивление и тоску. Мы получали от них бесконечные пространства - дети могли сделать с самой простой Историей нечто такое, отчего она ширилась и менялась, как меняется зародыш, от тепла матери превращающийся в птицу.
С нами случалось множество странных приключений. Дети вырастали и забывали воспитавшие их книги, но затем, в какой-то особый миг Книга возвращалась, изменившись. Случалось, что книга исчезала - но жила в памяти, также изменяясь особым образом. Случалось, книги переписывали и пересказывали, и было так, что изначальную Историю давным-давно никто не видел, она затерялась в закоулках древних библиотек, а мир наполнили её дети и внуки. Читавшие книги вкладывали в них смыслы, даже не снившиеся создателю этих книг, и смыслы эти порождали целые миры. Картины, театры, затем фильмы - они уводили читавших книгу, чтобы затем возвратить на новом, невообразимом пути. И конца ему не видно.
Совсем недавно - лет, быть может, двадцать назад, в этой стране случилось что-то похожее на начало книгопечатания. Люди вдруг обнаружили, что огромные книжные сокровища стали доступны им. И что сами они могут с лёгкостью освобождать уже собственные Книги - каждый человек это может, может создать свою, настоящую Книгу! Ах, что тут началось! И - ах, как мы смеялись! Нет, правда, это была радость. Сколько чепухи было создано, но зато множество взрослых людей сумели хоть немного почувствовать себя детьми. Ведь каждый человек, начинающий создавать Книгу - ребёнок в гораздо большей степени, чем тот, кто скептически хмыкнет: "вначале научись". Эти, вторые, не понимали... не понимали, что дети должны появляться не по чъей-то указке. Дети появляются тогда, когда создающие их оказываются больше самих себя.