Лекарь Черной души

Лебедева Анна

– Королевские ушастые стены уже доложили, что мне раз в месяц приходят письма?

– Ну конечно, ты же всё-таки на государственной службе у короля, да еще и в такой близости к нему, вдруг захочешь, как два дня назад убить меня.

– Хм, а вы еще мои шкафчики и бельем не рассматривали, а то вдруг я в нем храню потенциально опасную для государства информацию?

– Вообще был такой соблазн, но я, как истинный джентльмен, воздержался от таких мер.

– Удружили!
– почему-то я очень разозлилась на него, то ли сказалось, что мама не написала письмо, то ли известие, что за мной постоянно следят. Наверное, все же первое - я знала, что люди, идущие на государственную службу, гробят

свою "личную" жизнь, не в плане того, что им нельзя будет с кем-нибудь встречаться, а в плане, что она скорее будет "личной" только формально, за тобой все равно будут следить и докладывать людям свыше и для меня это не было тайной. Благо, что хоть письма не вскрывали. Или вскрывали?..

– А письма вы не читали?
– тихим голосочком спросила я.

– Только первые два.
– виновато взглянул на меня Генрих.

– Ну тогда ладно...
– облегченно вздохнула я.
– Постойте! Их всего было два!

– У твоей матери очень красивый подчерк, я прямо-таки завидую.

Я была готова уже превратиться в волка и вместо аппетитных салатов, съесть не менее аппетитного короля.

– Не злись на голодный желудок - язва разовьется и тогда тебе самой понадобится лекарь, а где я буду его искать? Садись и ешь, а потом можешь превратиться в кого угодно и хоть разорвать меня на куски.

– Вы разрешаете?
– наивно похлопала глазками я.

– Запрещать что-либо разъяренному волку не в моих интересах, - пожал плечами Генрих.
– но я могу его задобрить. Вон тем вкусным печеньем, например.

Мой живот весело отозвался на предложение о печенье, а Белла оживилась и белым облачком пролетела на тумбочку.

Я потупила глаза и принялась за картофель.

Король лишь лакал из фляги вина и смотрел, как я уплетала всё, что он только что принес.

– Вы хотите, чтобы я располнела, а вы остались таким же стройным и привлекательным?
– сказала я, дожевывая кусочек вареной куры.
– Почему вы не едите?

– Я ужинал.
– усмехнулся Генрих.
– тем более боюсь, что пока я буду доставать вторую вилку из сумки, здесь уже ничего не останется.

– В большой семье клювом щелкать не приходится.
– сказала я, вытирая рот салфеткой.
– Ужин был давно, поешьте вместе со мной, еда гораздо вкуснее, когда её едет вместе.

– Хм, думаю чистокровные дворяне с тобой не соглашаться, в их кругах редко, когда они едят вместе с семьей, только тогда, когда устраивают специальные званые ужины, и то это чисто формальность для достижения определенных целей.

– Самое время в тюремной камере с оборотнем вспомнить о своем дворянском происхождении.

Генрих улыбнулся и всё же принялся за еду, вот только ел он не как человек, который ужинал, да и вообще когда-либо ел. Он сметал с тарелок даже быстрее чем я, а это требует специальной подготовки, например, битвы за лучший кусочек мяса на кухне медицинского училища.

– Вы, когда, говорите, ужинали? Неделю назад?
– посмотрела я со скептицизмом на своего гостя.

– Сам не знаю, что на меня нашло, на ужине и кусочка съел, зато в тюремной камере проснулся ужасный аппетит, может это твоя магия вкусной пищи с компанией или интуитивно, попавшие сюда люди начинают ценить еду, как нечто святое.

Он был прав, после одного "голодного" дня немного переосмысляешь все блага, которыми пользуешься и начинаешь ценить даже такие обыденные вещи, как сон или лишний глоток воды. Как только дворянские девушки сидят месяцами на диетах, если мне и один день голодовки показался порождением преисподней?!

– Кстати о святом, - оторвался от еды король.
– в твоем характеризующем материале, который я запросил, написано, что ты закончила религиозный пансион с отличием, но при этом ты ни разу

не ходила в дворцовую церковь, почему?

Мне почему-то очень захотелось рассмеяться на моменте "закончила религиозный пансион с отличием", но я это сделала после окончания вопроса. Смеялась я долго и звонко.

– Эй, заткнись там, сумасшедшая!
– крикнул откуда-то из коридора стражник.

Генрих сначала напрягся, после того как услышал голос стражника, но поняв, что стражник не собирался самолично увидеть "сумасшедшую", смеющуюся в три часа ночи в тюремной камере, король расслабился, но продолжал вопросительно на меня взирать.

– Ой, - сказала я, отдышавшись после такого продолжительного смеха.
– вам эту характеристику сам пансион написал?

Генрих лаконично кивнул.

– Тогда понятно, почему они так написали...- после вновь поднятого на меня вопросительного взгляда, я начала объяснять.
– Как вы и должны были узнать от своих "источников" я не чистокровная дворянка. Моя мама довольно состоятельная дворянка, а отец простой ключник, в которого мама влюбилась. Они не были в официальном браке, поэтому моей матери было тяжело общаться в высших кругах, а я, в силу возраста, не особо понимала почему. Отец жил с нами, и всё было почти прекрасно, до момента, когда он заболел. Вскоре после заболевания, он умер, а матери надо было решать, что со мной делать: отдавать в школу для дворян - нельзя, если даже меня и приняли, отношение было бы ко мне так себе, а несмотря на внушительное состояние, нанять хороших учителей для домашнего обучения она не могла, поэтому она приняла решение отдать меня в религиозный пансион. При всем моем дворянском воспитании, я не особо признавала все эти религиозные заморочки, которым обучали дворян с рождения, уж больно они ненастоящие какие-то... И после приезда в религиозный пансион для дворян, началось мое самое скучнейшее времяпровождение. Самыми веселыми были уроки нравственной культуры молодых дворянок. Дама, сама строгость и сухость, рассказывала нам о нашей основной цели в этом мире - рождении ребенка. Естественно, в нашем пансионе была девушка, которая очень серьезно отнеслись к этим урокам и решила выполнить сею функцию, не закончив пансион.

Генрих усмехнулся.

– Она правда получила потом, но подходила к мадам Жозефине и искренне не понимала, почему если она выполняет священную цель её ругают. Мадам Жозефина лишь поджимала губы и ничего объяснить ей не могла.

– Только не говорите, что вы были той счастливицей?
– сказал со смешком король.

– Вот вы зря смеетесь! Девушка между прочим неплохо устроилась в жизни.
– покачала пальцем я.
– но это была не я. В то время, как та девушка выполняла священную функцию девушки по мнению мадам Жозефины, я с подружайками лазила через ограду в город на ярмарки, водила хороводы и плясала отнюдь не вальс. Получала я правда не меньше той, но это того стоило. Потом я ходила в городские книжные лавки и покупала литературу, отнюдь не соответствующую религиозному пансиону.

– А какая, простите, соответствовала религиозному пансиону, если не секрет?

– Хм... Всякие религиозные чтения: молитвы, заветы... История развития религии, как проводятся те или иные обряды, потом было отдельное чтиво про отношения между мужчиной и женщиной.

– Вау, и какие же интересно должны быть эти отношения?
– Генрих сидел на полу с одной согнутой ногой, на которую расслабленно положил локоть.

– Там на начальной странице было написано, что никто из святых не заводил отношения, из чего я сделала вывод, что если даже святые не заводили отношения, то и мне там делать нечего!
– я закусила губу.
– ну, вообще, там не так было написано, но даже так, это не помешало сделать мне правильные выводы.