Лекарь Империи 10
Шрифт:
Температура тоже менялась. В салоне стало ощутимо прохладнее. Мы спускались? Подземный тоннель? Звуки и Фырк подтвердили догадку. Шум города пропал, сменившись гулким эхом наших собственных колес, отражающимся от бетонных стен. Определенно тоннель. Или подземный гараж.
Насколько же отчаянным должен быть Император, чтобы пойти на такие меры? Это не просто болезнь. Это государственная тайна высшего уровня.
Тайна, которую он прячет даже от своего ближайшего окружения, от этой странной «Тайной Канцелярии».
Но тогда почему такая секретность? Болезнь наследника — это, конечно, династический кризис, но не повод для такой конспирации. Нет, тут что-то другое. Что-то, что может пошатнуть сами основы власти.
Экипаж остановился. Резко, но плавно — профессиональная работа.
— Приехали, — констатировал Император. — Расслабьтесь. Сейчас вас проводят.
Дверца открылась. Холодный воздух ворвался в салон, принося с собой сильный, почти осязаемый запах озона. Так пахнет воздух после грозы. Или после срабатывания мощных магических барьеров. Многослойных.
— Так, двуногий, мы недалеко от Кремля. Здесь нет адреса, но если надо будет я запомнил это место, — проговорил Фырк.
— Я понял, — сказал я. — Держи меня в курсе.
Чья-то рука — твердая, но не грубая — взяла меня под локоть.
— Прошу вас, господин Разумовский, — незнакомый мужской голос. Профессионально нейтральный. Охрана.
Меня вывели из внедорожника. Ноги ступили на каменный пол. Гладкий. Отполированный веками мрамор? Шаги гулко отдавались эхом. Огромное помещение. Холл? Вестибюль?
Мы пошли. Десять шагов прямо. Поворот направо. Коридор стал уже — эхо изменилось, стало глуше. Запах старого камня и пыли усилился. Древнее здание.
Щелчок. Потом еще один. И еще. Чик-чик-чик. Серия механических замков, открывающихся один за другим. Серьезная физическая защита вдобавок к магической.
Температура снова изменилась. Стало теплее. И запах другой — дорогая полироль для дерева с нотками пчелиного воска и лимона. Шаги стали почти беззвучными. Ковровая дорожка. Мы в жилой или рабочей зоне.
Остановка.
— Можете снять повязку, Илья Григорьевич, — голос Императора прозвучал совсем рядом.
Я потянулся к затылку, нашел тугой узел. Шелк соскользнул с глаз.
Первые секунды — полная дезориентация. Глаза, привыкшие к абсолютной темноте, взорвались болью от яркого, ровного света. Я зажмурился, заморгал, подождал, пока зрачки адаптируются.
Когда зрение восстановилось, я увидел маленькую комнату. Белые стены. Стерильные, почти больничные. Но это не больница — слишком… лично. Не было казенного запаха хлорки и отстраненности.
И стекло. Толстое, бронированное стекло во всю стену, от пола до потолка.
За стеклом была палата.
Фырк на моем плече испуганно пискнул.
Я смотрел за стекло, и единственное, что смог выдохнуть, забыв о субординации, рангах и всем
— Ох ты ж черт…
За стеклом была не палата. Это были апартаменты.
Роскошные, но не кричаще-богатые. Со вкусом обставленные. Светлые тона, много естественного света из огромного панорамного окна, выходящего в идеально ухоженный сад.
Кто-то очень постарался, чтобы это место не выглядело как больница. Чтобы не давило. Не угнетало. Чтобы создать иллюзию нормальной жизни.
Но от меня этого не скрыть.
Запах озонированного воздуха, едва слышный писк аппаратуры, напряжение, витающее в самой атмосфере… Капельница была спрятана за изящной ширмой с вышитым японским пейзажем.
Мониторы, показывающие жизненные показатели, были встроены прямо в стену и замаскированы под картины в дорогих рамах. Даже медицинская кровать с противопролежневым матрасом и изменяемой геометрией больше напоминала обычную, просто очень удобную кровать из пятизвездочного отеля.
Это была палата интенсивной терапии высшего класса. Золотая клетка для очень важной птицы.
И в центре всего этого великолепия, в кровати, полулежала девочка.
Подросток. Лет четырнадцать, может, пятнадцать. Худенькая — болезненная худоба долгой, изматывающей болезни. Бледная, почти прозрачная кожа, сквозь которую просвечивали тонкие синие венки. Темные волосы были аккуратно заплетены в длинную косу, лежавшую на плече.
И глаза. Серые глаза, которые смотрели на мир с недетской, всепонимающей усталостью
Знакомые глаза.
Я перевел взгляд на Императора. На его профиль — он смотрел на девочку, не отрываясь, и в жесткой линии его челюсти читалась вся боль мира. Потом снова на девочку.
Тот же разрез глаз. Та же линия подбородка — упрямая, волевая. Те же высокие скулы. Даже форма ушей, которую я едва мог разглядеть, была похожа.
Все понятно…
— Ее зовут Ксения, — сказал Александр Четвертый глухим голосом. Голосом человека, который держится из последних сил, и если его сейчас тронуть — он рассыплется пылью. — Ей четырнадцать лет. Это все, что вам нужно знать о ней. Никаких вопросов о ее статусе, семье, происхождении. Только то, что касается ее здоровья.
Я молча кивнул. Вопросы были не нужны. Все было написано на их лицах.
Дочь. Его дочь.
— Двуногий, да тут и к бабке не ходи! — Фырк подпрыгнул на моем плече, его усики дрожали от возбуждения. — Внебрачная, сто пудов! Нагулял Император ребеночка с какой-нибудь фрейлиной, а теперь расхлебывает! Вот тебе и «Помазанник Божий»! Вот тебе и «Отец Нации»! Сам-то отцом быть не научился!
— Не время и не место для твоих шуточек, — мысленно одернул я бурундука.
Воздух рядом задрожал. Золотистая дымка начала сгущаться, принимать форму. Через несколько секунд рядом с нами материализовался Ррык.