Лекарь Империи 7
Шрифт:
Прогресс. Но объяснять все равно надо. Терпеливо, по пунктам.
— Это ранняя реполяризация, Семен. У молодых, особенно у спортсменов, часто встречается. Не патология, можешь спать спокойно.
Эта рутина на время успокаивала. Создавала иллюзию, что все идет по плану, что мир стабилен и предсказуем. Хотя я нутром чувствовал, что главный план на сегодня уже летит ко всем чертям.
В коридоре, нарушая нашу рабочую идиллию, появился магистр Журавлев.
Важный, как индюк, в идеально накрахмаленном халате, он прошествовал мимо сестринского
Фырк, до этого дремавший у меня на плече, тут же оживился. Он спрыгнул на пол, выпятил свою тощую бурундучью грудь и прошелся парой шагов, комично копируя надменную походку магистра.
— Смотрите все на меня! Я павлин! Я самый красивый! — проскрипел он у меня в голове. — Все должны пасть ниц и восхищаться моим великолепным оперением!
Фырк, как всегда, был точен в своих метафорах. Журавлев действительно походил на павлина в курятнике.
Яркий, шумный, горделивый и абсолютно бесполезный с практической точки зрения. Но его появление именно сейчас… это не было совпадением. В моем мире не бывает таких совпадений.
— Но он не просто так тут дефилирует, — мысленно сказал я Фырку, наблюдая за удаляющейся спиной магистра. — Что-то вынюхивает.
— Или высматривает, — тут же откликнулся фамильяр. — Заметил, как он на дверь кабинета Шаповалова покосился? Долго так, с интересом.
Наблюдение Фырка стало последней каплей. Связь между отсутствием Шаповалова и присутствием Журавлева стала для меня пугающе очевидной.
Пазл начал складываться, и картина мне совсем не нравилась.
Шаповалов, самый пунктуальный человек в мире, не приходит на работу и сбрасывает мои звонки. А его главный враг, Журавлев, разгуливает по его отделению с видом победителя и косится на дверь его кабинета.
Это похоже на рейдерский захват. Только захватывают не бизнес, а власть.
Я снова достал телефон. Пальцы сами нашли в списке контакт «Шаповалов И. С.». Вызов.
На этот раз было по-другому. Не сброс. Просто длинные, безнадежные гудки, уходящие в пустоту. Один. Второй. Третий. Четвертый.
Хуже. Гораздо хуже. Теперь он даже не сбрасывал. Телефон просто лежал где-то, а его хозяин… Где его хозяин?
В обед я сидел в гудящей, как улей, больничной столовой, механически ковыряя вилкой пюре. Запах котлет, борща и хлорки смешивался в один, неповторимый аромат казенного общепита.
Этот шум и гам обычно успокаивали, заземляли после стерильной тишины операционных. Но сегодня — только раздражали. Тревога, поселившаяся внутри с самого утра, никуда не уходила.
Ко мне за столик с подносом в руках плюхнулся Артем. Выглядел он странно: глаза светились счастьем, но уголки губ были озабоченно опущены.
— Привет, герой выходного дня, — усмехнулся он. — До меня уже дошли слухи о твоих подвигах на аристократическом приеме.
— Не преувеличивай, — устало отмахнулся я. — Обычная реанимация в необычных декорациях.
— Ну да, ну да. Десять минут поддержания жизни на чистой
Я вкратце, без лишних эмоций и подробностей, пересказал ему помощь сыну графа Ушакова. Артем слушал, и его лицо становилось все более восхищенным. Он был одним из немногих в нашей профессии, кто умел искренне радоваться чужим успехам, без тени зависти.
— Круто. Просто невероятно круто! Спасти сына высокопоставленного человека… Да он тебе теперь по гроб жизни будет обязан, — он искренне улыбнулся. — А я вот… — он вдруг замялся и отвел взгляд, словно собирался признаться в чем-то постыдном.
— Что?
— Кажется, я влюбился, — выпалил он и тут же добавил, как бы извиняясь: — В Кристину.
Так вот почему он так светится. И почему озабочен.
Он не просто влюбился, он влюбился в Кристину — самую красивую, самую сложную и самую… опасную девушку в нашем отделении. Это было сродни добровольному согласию на операцию на сердце без наркоза.
Но, судя по его решительному лицу, он был готов. Что ж, могу только пожелать ему удачи. И очень крепких нервов.
— Поздравляю, — я тепло и искренне улыбнулся ему. — Совет да любовь, как говорится.
— Спасибо, — он с облегчением выдохнул. — Но ты что-то сегодня сам не свой. Плохо выглядишь. Не выспался?
Проницательный черт. Настоящий реаниматолог — диагност по призванию.
Он читает людей так же, как мониторы витальных функций. Заметил напряжение в плечах. От него не скроешься.
— Да Шаповалова нет с утра, — я решил не увиливать. — Трубку не берет, на звонки не отвечает. Все отделение на мне повисло. Думал, может, задерживается, но уже полдень.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Артема. Он нахмурился, и в его глазах появилась тревога.
— Странно, — протянул он. — Очень странно. На моей памяти Шаповалов работу не прогуливал ни разу за те пять лет, что я здесь. Даже когда с тяжелейшим гриппом свалился, все равно из дома звонил и раздавал указания по телефону. Если его нет, и он не на связи — это повод для серьезного беспокойства.
— Вот и я так думаю, — мрачно кивнул я.
Одно дело — мои догадки, основанные на интуиции и косвенных уликах. И совсем другое — когда их подтверждает человек со стороны, знающий Шаповалова годами.
Тревога перестала быть просто неприятным предчувствием. Она обрела вес и форму. С Шаповаловым действительно что-то случилось.
И я, кажется, догадывался, кто за этим стоит.
После обеда чаша моего терпения переполнилась. Хватит этого пассивного ожидания и тревожных догадок. Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет сам идет выяснять, что, черт возьми, случилось с горой.
Я направился к Кобрук.
Административное крыло на четвертом этаже было другим миром. Вместо суеты лечебных отделений, запаха лекарств и стонов пациентов — тишина, ковровые дорожки, глушащие шаги, и полированные двери кабинетов.