Ленинград — срочно...
Шрифт:
Бондаренко почувствовал, что пол помещения начал слегка подрагивать, будто под ним заработал движок. Он посмотрел в сторону пульта управления начальника поста. Капитан кричал по телефону, и Бондаренко услышал грозное: «Артобстрел!»
А над Финским заливом наши летчики вступили в тяжелый бой. Бондаренко и Горелов видели, что яркие точки постепенно таяли. Но большая группа самолетов настойчиво рвалась вперед, к центру экрана. Нашим истребителям, видно, трудно было сдержать такую армаду врагов. Комбат подбежал к начальнику главного поста:
— Передайте
— Пятьдесят восемь, товарищ майор! «Редутчики» ваши уже доложили. Молодцы ребята! Ай да молодцы!..
Бондаренко подмигнул капитану:
— Не забудь об этом Соловьеву сказать!
…А полковник Соловьев и генерал-майор Зашихин находились на командном пункте корпуса, расположенного этажом выше главного поста. Сюда поступала исчерпывающая информация от оперативного дежурного и начальника главного поста. Соловьев знал, что фашисты методично обстреливают наши зенитные батареи. Но зенитчики держались стойко…
Когда вражеские самолеты подошли к границе города, батареи открыли плотный огонь. «Юнкерсы», сбросив куда попало бомбы, повернули обратно. Но часть бомбардировщиков только имитировала уход на юг. Развернувшись, они попытались пробиться к городу вдоль Невы, с юго-востока. Об этом маневре тут же посыпались доклады с «Редутов».
Проскользнувшие фашистские стервятники применили пикирование. Их встретили залпы зенитных батарей. Самолеты метались из стороны в сторону, стремясь скорее освободиться от бомб и побыстрее выйти в сторону Финского залива. Операция «Ледовый удар» не была осуществлена, зато двадцать пять гитлеровских бомбардировщиков было сбито и десять — повреждено.
— Поздравляю, товарищи, с победой! — объявил Зашихин офицерам командного пункта. — Отлично сработала авиация, зенитчики. Особо отмечаю действия расчетов установок РУС-2. Попрошу товарища Соловьева представить мне по ним материал отдельно!
— Есть, товарищ генерал!
— Дежурным сменам наблюдение за воздухом не ослаблять! Сами знаете: коль немец решился на налет, то повторит его обязательно. Посему бдительность и еще раз бдительность!
Генерал оказался прав. Ночью фашисты послали на Ленинград восемнадцать бомбардировщиков. Но и их вовремя заметили «Редуты». Через заградительный огонь зенитчиков к городу долетело лишь восемь самолетов. Небо прорезали прожекторные лучи, забухали орудия, и «юнкерсы» повернули обратно…
Ставка «Эйхенгайм» близ Винницы, на другой день
Из защищенного массивными железобетонными глыбами перекрытий «Дубового дома» фюрера, впоследствии названного «Вервольфом» («Оборотень»), в Берлин тянулись несколько бронированных кабелей, и шеф «люфтваффе» не находил себе места: вот-вот затренькает черный аппарат-прямой связи, а в трубке послышится голос Гитлера, который наверняка сразу спросит: «Айсштос?..» А Герингу хвалиться нечем. Провал. Полный крах.
Тяжелая дверь приоткрылась, в бункер опасливо заглянул его адъютант, который доложил:
— Он прибыл…
— Проси! Немедленно! — Геринг встал в ожидании срочно вызванного
Вошел высокий сухощавый генерал. Выжидательно застыл.
— Я слушаю! — взвизгнул Геринг и засеменил по мягкому ковру, устилавшему бункер.
— Мы потеряли лучших летчиков. Русские точно знали маршруты к Петербургу, их зенитные батареи били наверняка, а истребители ожидали нас над Финским заливом, — скороговоркой забубнил генерал.
Геринг перебил:
— Чушь! Вы несете чушь! — истерично закричал он. — Откуда русским было знать о планируемой операции?! За месяц — ни единой бомбежки города! Разведывательные полеты проходили словно по нотам. Вы сами утверждали, что усыпили бдительность русских…
— Да… Но теперь я уверен, что у противника имеются радиопеленгаторы. И если раньше я спокойно относился к разговорам об их существовании, то сейчас не могу понять, почему наши соответствующие службы их не уничтожат? Почему у нас нет такой же техники? — спросил генерал.
Геринг отступил на шаг и сел в кресло. Вспомнил громоздкие прицепы с антеннами, которые ему показывали на полигоне фирмы «Телефункен» летом сорокового года. Как же он, Геринг, тогда просчитался, не поверив в их перспективность?! Денег пожалел? Или его сбил с толку иудей своими чудо-лентами из фольги? «Черт бы их побрал, — выругался про себя Геринг. — Помехи не мешают русским следить за моими летчиками… А вдруг обо всей этой истории узнает фюрер?! Что я скажу в свое оправдание?»
Геринг хрипло предложил командующему сесть в кресло напротив.
— Обсудим ситуацию спокойно. Если мы выделим в ваше распоряжение такие же станции, которые имеются у русских, — многозначительно сказал Геринг, — какую они вам принесут пользу?
— По крайней мере, я тоже буду знать о передвижении самолетов противника, — сухо ответил генерал.
— И это все?! Ха-ха… Мы что, отсиживаемся в обороне? Ваш штаб подвергается бомбежкам?
— Можно, наверное, попробовать пеленговать русские установки нашими станциями, — пояснил генерал. — Какая нам польза от того, что агент «Абвергруппы-212» указал на районы Ириновки у Ладожского озера и Волхова, где будто бы имеются русские пеленгаторы? Бомбили мы Ириновку по квадратам. Но сомневаюсь в том, что вывели установку из строя.
— Что сообщил агент?
— Ничего особенного. Он был обнаружен, и ему пришлось скрыться.
— Это черт знает что! — разъярился Геринг. — Его надо вернуть! Надо забросить еще агентов! Искать! У-ни-что-жить!.. — Геринг сжал кулаки. — А вы бомбите до тех пор, пока от этой Ириновки камня на камне не останется!
— Слушаюсь! — вскочил генерал.
— «Айсштос» мы повторим. Хватит вам двадцать дней, чтобы накрыть хотя бы те установки русских, о которых мы знаем?
— Я постараюсь, — щелкнул каблуками генерал. Командующий 1-м германским воздушным флотом не успел еще выйти из бетонированного подземелья, а Геринг уже орал в телефонную трубку: шефу «люфтваффе» нужен был Фрайзен, этот инженер-очкарик из фирмы «Телефункен».