Ленинградская зима
Шрифт:
— Повторяю, Потапов, выясняйте их второй канал!
— Как ведет себя Давыдченко? — спросил Грушко.
— О том, что его брали на Литейный, не сказал никому. Завтра мы с ним встречаемся — поведет меня на их главную квартиру. Он у них что-то вроде связного.
— Но как он все-таки оказался возле них?
— Я понял, что это связано с тем судебным процессом о пожаре на корабле, когда его спасли.
— Любопытно, как они все в конечном счете оказываются близко друг от друга, — сказал Стрельцов. — Горин имел контакт с Давыдченко,
— Да, личность — плюнуть хочется, — угрюмо пошутил Грушко.
— Главный экзамен завтра, — сказал Потапов. — Еще неизвестно, что скажут и что подумают там о моей личности.
Давыдченко был непривычно молчалив, только всю дорогу поторапливал Потапова.
Они встретились на Петроградской стороне, возле Ботанического сада, и пошли к Кировскому проспекту. За мечетью обошли несколько узких улиц и наконец вошли с черного хода в дом, который, по расчетам Потапова, должен выходить фасадом на Петровскую набережную.
По темной крутой лестнице они поднялись на второй этаж и вошли в переднюю. Высокие лепные потолки. Дубовые панели. На вешалке — шубы. В квартире было тепло, пахло хорошим табаком.
Сняв свой засаленный полушубок, Потапов стал тщательно протирать отпотевшие очки.
— Туда, туда идите. — Серьезный и подтянутый Давыдченко показал на высокую резную дверь.
Потапов вошел в просторную комнату. Вдоль стен — шкафы, за стеклами — золоченые корешки, лохматые срезы старинных книг.
Дмитрий Сергеевич вышел из другой двери и крепко пожал руку Потапова.
— Прошу извинить, что не встретил, заговорились… — сказал он мягко и пригласил Потапова сесть. — Ну, как дела? — спросил он, устраиваясь в кресле напротив.
— Дел никаких, — ответил Потапов. — Но в городе был и останавливался у меня мой сокурсник по институту, теперь начальник штаба полка, стоящего на передовой.
— Вы рассчитываете на его помощь?
— Помогать он, конечно, не собирается, но он пригласил меня к себе на фронт подкормиться, и этим можно воспользоваться.
— Великолепно! — воскликнул Дмитрий Сергеевич. — Мы как раз сейчас говорили об этом труднейшем моменте…
— Но я советовал бы использовать ваш второй канал, — сказал Потапов.
— Наш руководитель проявил огромный интерес к вам и к нашим переговорам, — ответил Дмитрий Сергеевич.
— Я его увижу?
— К сожалению, он болен. Вопрос о походе поручено решить нам…
В комнату вошли двое. Высокий, стройный мужчина лет пятидесяти, с ухоженной бородкой и усами на красивом большом лице.
— Алексей Дормидонтович, — представился он Потапову, протягивая руку с длинными пальцами. Он пододвинул себе кресло и осторожно опустился в него.
— Алексей Дормидонтович, профессор, хозяин этой квартиры, — представил его Дмитрий Сергеевич.
Второй
— Анатолий Павлович, — хрипло сказал он, не подавая руки. — Гриппую, от меня лучше быть на расстоянии.
«Да, мир-то действительно тесен», — думал Потапов, сидя напротив профессора, сподвижника и врага Безуглова.
— Дмитрий Трофимович пришел к нам с великолепной новостью, — начал Дмитрий Сергеевич. — У него появилась возможность совершенно открыто попасть на фронт. Его друг — командир полка — пригласил его к себе подкормиться…
— Начальник штаба полка, — уточнил Потапов и добавил с усмешкой: — Возможности открыто попасть на фронт не лишен никто…
Хозяин квартиры внимательно смотрел на Потапова, и этот человек с заросшим лицом, в стоптанных валенках, с непонятными глазами за толстыми стеклами не вызывал у него ни симпатии, ни доверия.
— Скажите, пожалуйста, — обратился к нему Потапов, — вы не знали орнитолога Безуглова?
— Я знаю его, — удивленно ответил Алексей Дормидонтович.
— Он умер, и это тот случай, когда вы должны быть благодарны смерти, — бесстрастно сообщил Потапов.
— Не понимаю… — поднял вверх лицо профессор.
— Безуглов — мы с ним соседи — рассказал мне недавно о вас и как вы приходили к нему. А он мог рассказать это кому угодно.
— Ерунда, я не знал ученого более аполитичного, чем Безуглов. Вы только его сосед, а я рядом с ним работал десятилетия, — сдержанно сказал профессор.
— Алексею Дормидонтовичу было поручено привлечь Безуглова, — негромко сказал Анатолий Павлович и надолго закашлялся. — Нам было очень выгодно иметь его, у него чистое имя…
— Когда в этих условиях ищешь союзников, без риска нельзя. Разве мы не рискуем, доверяясь сейчас вам? — спросил профессор.
— Конечно, рискуете, — согласился Потапов. — Как рискую, впрочем, и я тоже.
Потапов понимал, что его маневр с орнитологом ничего не дал, только, может быть, вызвал еще большую неприязнь к нему хозяина квартиры. Но сделать это было необходимо, и дальше ему следовало придерживаться заранее намеченного плана.
— Чтобы все сразу стало ясно, скажу: с той целью, которая мне известна, я через фронт не пойду. Я еще хочу жить, — сказал Потапов, и все надолго замолчали.
— Ну, вот видите, мы должны еще дальше идти на риск и должны доверять вам еще больше, — обратился к Потапову профессор. — Да, мы считаем, что там следует говорить о цели более широкой.
— Что значит «говорить»? Я должен иметь четко сформулированный документ, — сказал Потапов.
— Можно все сказать и устно, — небрежно, как о чем-то несущественном, заметил профессор.
— Немцы — люди дела, — тоже между прочим сказал Потапов.
— Мы вам дадим документ… своеобразную доверенность на переговоры, — сказал Алексей Дормидонтович.