Ленон и Гаузен: Два клевых чужака

Кочетов Сергей Николаевич

Услышав эти слова, Демиан сначала пришел в ужас оттого, что его прежние убеждения ничего не стоят, и он прожил свою жизнь зря. Но потом ему удалось раскрыть сердце новому знанию, и он переродился.

— Ты пришел сюда не напрасно, — услышал Демиан от мыслителя. — Я дарую тебе книгу. Сейчас она пуста, но тебе предстоит ее заполнить, отделив добрые знания от пустых. Это не просто книга — это слиток моего сердца, — сказал Владыка Демиану. — Но как бы не была она дорога мне, я должен ею поделиться. И это мой подарок не вечности, но человечеству. И только ты можешь передать его людям.

Демиана будто осенило светлым знамением. Он поблагодарил мыслителя за подарок,

так и не сказав ему своего имени. А затем он собрал учеников и основал наш орден, который несет знания всем людям и по сей день. Тогда был создан и наш символ. Смотри, я тебе покажу, — произнесла Лин и достала перо, бумагу и чернила. Затем она начала тонкими линиями наносить какой-то знак:

— Вот это — сердце. Оно будто бы отлито из золота, хотя и кажется хрупким. А с краю видно, как оно открывается, ведь сердце должно быть открытым. И открываясь, оно показывает страницы, которые не терпят лжи, — продолжала старательно выводить девушка своей изящною рукой, а Гаузен неотрывно следил и запоминал. — Книга — она как живая. Чернила ее кровь, а страницы — мышцы. На них можно узнать многое — и прошедшее и будущее, если очистить свои помыслы. В прошлом и грядущем суть любого знания. Это и есть символ нашего ордена. Сердце открыто еще и потому, что знание открывает многие двери, — объяснила Лин. — Но самое ценное знание в жизни — это любовь и дружба.

Гаузен, стараясь запомнить увиденное и услышанное, не заметил, как шепотом повторил последние слова. Взгляд Гаузена скользнул по лицу Лин, но она не заметила этого, так как, подув на листок, чтобы чернила засохли, сложила набросок и спрятала его между страниц.

— Страницы не запачкаешь? — предупредил Гаузен девушку.

— Не чернила, а темные дела пятнают страницы истории, — ответила Лин. Похоже, что она все еще находилась в задумчиво-мечтательном настроении.

— В монастыре мне рассказывали много чего поучительного, — поделился Гаузен. — Но та скучная ерунда не идет ни в какое сравнение с этой замечательной историей. Если бы мне раньше рассказывали такие истории, то я, наверное, сейчас бы лучше относился к окружающим, — грустно добавил про себя юноша.

— На этом история не закончилась, — разъяснила девушка. — Демиану предстояло основать орден, а для этого понадобилось приложить немало усилий. Но перед этим он отправился в новые странствия, чтобы собирать и делиться добрыми знаниями. На своем пути он совершил немало хороших поступков. Но он все еще стыдился своего прошлого. Он боялся, что к нему не будут прислушиваться, по-прежнему принимая за циркача, поэтому он обмотал лицо тканью. Когда же его просили показать свое лицо, он отвечал так: Зачем мне открывать вам мое лицо, когда я могу открыть вам свое сердце? Но однажды одна маленькая девочка поднесла ему воды, но он не мог принять это подношение, несмотря на то, что ему очень хотелось пить. В этот момент он понял, что скрывать свое истинное лицо так же неправильно, как и отказываться от благодарности, и он снял повязку и больше никогда не надевал ее.

Тут девочка увидела, что лицо Демиана покрыто шрамами, и испугалась.

— Что с твоим лицом? — спросила девочка, но в ее голосе звучало не отвращение, а жалость.

— Раньше мне казалось, что я хозяин своего сердца, и могу подарить его кому угодно. И некоторые прекрасные девушки брали его, не спрашивая, и вместо того, чтобы разделить его, они ставили его на полку, и постепенно оно начинало покрываться черной коркой пыли. Они не забирали мое сердце себе, но и не отдавали его обратно. Потом приходили другие, но мне уже нечего было им предложить. И они называли меня злым и жестоким,

но мне нечего было возразить им. Ведь сердце, вырванное из груди, превращалось в кровоточащий кусок мяса, а сам я — в бесчувственного мертвеца. Но ведь сердце человека создано, чтобы перегонять кровь, а не истекать ею?

Я не мог объяснить им того, что мое сердце больше не принадлежит мне, равно как и того, что не могу его кому-то подарить, потому что оно полно страха и отчаяния. Я просто не мог говорить плохих вещей о тех, кто забрал его у меня. Кто был так дорог мне, несмотря ни на что. И у меня не хватало смелости попросить свое сердце обратно или предложить что-то взамен.

— Я бы никогда не поступил с тобой так, Лин, — еле слышно прошептал Гаузен, боясь прервать историю девушки:

— А потом мое сердце рано или поздно падало с полки вниз и разбивалось на мелкие части. И я смотрел на них, пытаясь разобрать собственное отражение. И я видел в этих осколках сотни ртов и тысячи глаз. И я понимал, что это чудовище и есть на самом деле я. А потом налетел ветер и разметал осколки моего сердца по всему миру. И я не могу собрать их до сих пор.

На моем сердце столько шрамов, — признался Демиан. — Что на нем не осталось живого места, и они стали выступать наружу. Но больше я не строю иллюзий. Я сам себе палач и главная причина собственных страданий. И я благодарен, что ты облегчила их мне.

Напившись, он вернул девочке кувшин, но она и не думала отходить от него. Он решил, что она хочет ему что-то сказать, и наклонился к ней поближе, и тогда она поцеловала его… Хотела бы я быть на месте той девочки, — прошептала Лин, прервав историю.

— Хотел бы я быть на месте Демиана, если бы ты была на месте той девочки, — подумал Гаузен и произнес:

— Повезло же ему.

— Вообще-то не очень, — не согласилась девушка. — За этот поцелуй его бросили в тюрьму.

— Неужели у них там такие строгие законы? — возмутился Гаузен.

— Нет, просто она оказалась дочерью царя Хаслинии, — пояснила Лин. — Безродным чужеземцам было запрещено не то, что прикасаться — разговаривать с нею. Но она помогла ему выбраться из тюрьмы и спастись от казни. Его ждало еще много подобных приключений, прежде чем он основал орден Всемзнания.

— Думаю, он старался не зря, — подытожил Гаузен, про себя подумав: — Ведь не заложи он его, мы бы с тобой никогда не встретились.

— А эта книга — та самая, что получил в подарок Демиан? — вдруг спросил Гаузен.

— Не знаю, — неопределенно пожала плечами девушка. — Все может быть. А почему ты спрашиваешь?

— Если эта та самая книга, то с ее помощью можно узнать, как излечить Салочку, — вновь напомнил Гаузен.

— А ты действительно хотел бы помочь ей? — переспросила девушка.

— Ну, как же, жаль все-таки, — замялся юноша. — Такое несчастье и на всю жизнь.

На самом деле у Гаузена не укладывалось в голове, что такие болезни вообще могут существовать. Он привычно относился к нормальным «человеческим» заболеваниям, вроде простуды, но эта просто-таки ломала у него все представления об устройстве мира.

— Наш орден длительное время покупает товары у Галатеи, так что мне давно известно о несчастье Салочки. Я перерыла все возможные источники в библиотеке и опросила всех прислужников и мастеров. Но мне не удалось найти хоть какого-то решения. А если в этой книге и есть ответ на этот вопрос, то даже если бы я, несмотря на запрет, заглянула в нее, еще неизвестно, удалось ли бы мне найти правильное решение. Я ведь всего лишь ученица… — печально докончила девушка, — Но я обязательно попрошу их разобраться, если книга подлинная.