Ленон и Гаузен: Два клевых чужака
Шрифт:
— Я что, по-твоему, зверь какой-то? — удивился Петя. — А чем тогда есть?
После этих слов оба милиционера вспомнили о присутствии в кабинете Гаузена и переключили на него все свое внимание.
— Что, Петя, опять какого-то панка поймали? — показал пальцем на кожаную курточку Гаузена Митя, данным вопросом пытаясь разрядить атмосферу и окончательно замять скандал.
— Разве это панк, Митя? — поднял голову от стола Петя и с большим подозрением посмотрел на немытые волосы Гаузена. — Может, он куда опасней.
— Как же я забыл про нож? — подумалось Гаузену. — Если бы я додумался его выхватить, они бы так просто меня не сцапали. Ну, я здесь долго задерживаться не собираюсь. Мне еще надо встретиться с Лин.
— Это все бандиты, Котовские на меня напали! И я просто Ахиллес от такого обращения! Пустите меня, а не то будет совсем Паганини! — новый язык все еще не до конца давался юноше, и привычные слова мешались с непонятными.
— Полегче, парниша, — возразил Петя. — Как такому как ты вообще можно доверять?
— Я невиновен! — не сдавался юноша, все еще путаясь. — Мандельштам буду, если Саврасов.
— Ты мне голову не Марокко, я уже все Ришелье! Тьфу ты! — ненадолго заразился странным выговором юноши Петя. — Документов у тебя нет, я думал, ты обычный голодранец, а ты, судя по всему, иностранец! Может даже… из Хорватии!
— Кроватия? Хорошая, наверное, страна. Только знай, лежи да спи, мни бока в постели, а не в подворотне, — подумал Гаузен, не разобрав название целиком. Юноша уже который день подряд не мог нормально выспаться, но волевым усилием отогнал от себя сонливость, ведь от ясности ума зависела его свобода.
— Петя, надеюсь, ты его не бил? — обеспокоился странной дикцией Гаузена Митя. — Помнишь, как в прошлый раз, когда задержанный оказался дипломатом. А этот… Да еще без документов, может быть кем угодно.
— Не этот, а тот самый! — перебил юноша, который уже более-менее начал осваиваться со своим новым языком, надеясь запугать стражей порядка. — Вы обо мне еще услышите!
— Может, он инопланетный шпион? — не вполне серьезно предположил Митя. — С такими пусть спецагенты разбираются.
— Если он шпион, его надо еще раз обыскать! — не уловил иронии Петя. — Я в кино видел — у них в пуговице камера, в ботинке пистолет, а в шляпе — вертолет!
— Я вам покажу пряники-коврижки! — возмутился Гаузен. — Сначала какие-то байки да легенды несете, потом обыскать норовите. Что же это такое? Что еще за легенды… обыскателей?!!
— Как-как? — не расслышал Митя, который в это время что-то старательно записывал. — Обыватели? Правильно будет говорить не обыватели, а герои повседневности! Благодаря таким, как мы, хорошие люди спят спокойно, а нехорошим — плохо спится.
Петя принял похвалу в свой адрес и заулыбался. Гаузен же решил ни в чем не сознаваться, пока не поймет, что вокруг него происходит на самом деле.
— Петя, похоже, он готов
— Ну ладно. Давай перейдем к протоколу, — недовольно пробурчал Петя, которому, по-видимому, хотелось еще поболтать со своим приятелем. — Как вас зовут, гражданин?
— Гаузен! — честно сознался юноша, и милиционер аккуратно записал показание.
— Так, а имя какое? — не отставал Петя.
— Да Гаузен же! — повторил юноша.
— Тогда пишем Гаузен Гаузен, — тут Пете стало смешно, и он начал напевать песенку. — Гуси, гуси, га-га-га!
— Матушка моя гусыня, он еще издевается! — возмутился юноша и подумал, что стражник требует от него назвать какой-нибудь титул. — Надо писать Гаузен из Велитии!
— Из великих, говоришь? — не понял Петя. — Всех великих извели еще в семнадцатом году, и на тебя управу найдем. И вообще, если ты такой великий, то сам все и пиши! — решил милиционер и сунул ему бумажку под нос.
— Мне что, зубами писать что ли? — огрызнулся юноша. Поворчав, Петя снял наручники, которые тут же с вопрошающим звяком свалились на пол.
— А чем писать? — спросил юноша, разминая затекшие руки.
Петя протянул ручку, и Гаузен начал внимательно ее рассматривать.
— А во что макать? — не разобрался юноша, не видя вокруг чернильницы.
— Во что макать?! — потерял терпение милиционер. — Знаешь, во что я тебя обмакну, если ты мне сейчас не напишешь все, как было, и до последней детали!
Гаузен пожал плечами, надавил ручкой на бумагу и удивился, что она пишет без чернил. Но буквы чужого языка не слушались. Читать он еще как-то мог, но писать не получалось. Тут юношу осенило, что мысли можно выражать не только письмом. Хотя руки все еще не слушались до конца, ему удалось кое-что вывести, и Гаузен даже был немного доволен полученным результатом. Закончив, юноша вернул лист бумаги милиционеру.
— Что это такое? — озадачился Петя, не ожидавший подобной наглости.
— Вот это дерево… — начал спокойно объяснять Гаузен, показывая пальцем на рисунок. — А это я, — тут он показал на веселого человечка. Юноша хотел нарисовать его покрасивее, но ему очень хотелось поскорее убраться отсюда.
— Вот тут я падаю в пруд. А вот я уже у пруда. И на меня нападают какие-то мерзавцы и ослепляют, — на эту тему Гаузен нарисовал каких-то непотребно огромных великанов, которые макушкой доставали почти до неба. Милиционер сначала недоуменно изучал вместе с Гаузеном рисунок, но потом не выдержал и заорал:
— Ты что, пьяный или изгаляешься надо мной! Отвести его в камеру! Ты там поседеешь, пока сидеть будешь. И не от старости, а от ужаса! Я тебя к таким уркам посажу, сразу жить не захочется! Посмотрим, как ты после этого заговоришь!