Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
Горский кивает, устремляя ледяной взгляд ярко-голубых глаз в сторону проносящихся мимо встречных авто.
— Мне тут материалы скинули по «Берлинго», — начинает он, продолжая смотреть в окно.— Хотел было выкинуть за ненадобностью, да напоролся на один интересный факт.
— Какой? — буднично уточняю, прикрыв глаза. Я устал. Очень.
— В тот день, когда от рук Ермолаева пострадала девчонка, Макеев тоже был на торгах.
Усталость моментально рассеивается, а тело напрягается в боевой готовности рвать и
— Гена немного порылся в архивных записях и нашёл немало интересного.
— Не томи, Горский!
— Макеев появлялся в «Берлинго» нечасто, и что удивительно приходил всегда к определённому времени, когда начинались торги на интересующий его лот. Словно заранее знал…
— Чёртов извращенец! — не в силах сдержаться, бью со всей дури кулаком в кресло водителя.
— Э, Лерой! Давай поспокойнее!— Горский наконец отвлекается от созерцания дороги и смотрит на меня, качая головой. — Скажи честно, Валер, зачем тебе Макеев?
— У него свадьба через месяц, — бурчу в ответ, мысленно строя логические цепочки между Павлушей, «Берлинго» и Кшинским.
— Амиров, ты в последнее время сам не свой, — замечает Горский. — Тебе до свадьбы Макеева какое дело?
— Коль, неважно! — облокачиваюсь на колени, сжимая руки тугим замком под подбородком. — Так что там с аукционом?
— В тот день он приходил не один… — тянет Горский, наблюдая за моей реакцией, а мне не терпится схватить его за грудки и вытряхнуть всё, что ему известно.
— С ним был молодой пацан, некий Кирилл Серебров. Знаешь такого? Миронов сказал, что тебя эта информация должна заинтересовать.
По телу пробегает волна леденящего ужаса. Вспоминаю рассказ мелкой про тот вечер. Ещё тогда, три года назад, я не мог понять, как обычный школьник, пусть даже с деньгами, смог устроить Арине с подругой такую подставу. Аукцион всегда был грязной тайной нашего города и доступ к нему имели лишь «избранные». После разговора с Мироновым был уверен, что всё это устроила Снежана. Но сейчас…
— Ты сказал, что Макеев всегда приходил к определённому лоту. В тот раз известно, кто его интересовал? — я знаю ответ, просто до последнего надеюсь на чудо. Вот только чудес в моей жизни никогда не было.
— Некая Арина Ладыгина, лот «номер 14», нить чёрного жемчуга.
Не моргая, смотрю в пустоту, забывая дышать. Я пытаюсь остановить беспросветные мысли, которые назойливо подкидывают больному воображению безжалостные картинки возможного развития событий: я своими руками отдал Макееву то, что он мечтал приобрести ещё три года назад.
– К дому Кшинского быстрее! — ору во всё горло, натыкаясь на пронзительный взгляд голубых глаз. — Я идиот, Коля! Господи, какой же я идиот!
— Кшинская и Ладыгина одно лицо, верно? — догадывается Горский и похлопывает водителя по плечу, дабы тот изменил маршрут, а затем с прищуром смотрит в мою сторону: —
Горский довольно улыбается, только я не готов сейчас шутить. На счету каждая минута: Макееву не нужны деньги - только моя Арина!
Хватаю мобильник и судорожно набираю номер мелкой, моля всевышнего, чтобы та ответила. Но, кроме длинных гудков, ничего не слышу в ответ.
Глава 25. Горькая правда
Арина.
Тряпичные кеды промокли насквозь, противно хлюпая, пока я несусь сломя голову к дому. Бросаю мимолётный взгляд на парковку и замечаю, что Макеев уехал. Как бы странно это ни звучало, но я чувствую облегчение. Забегаю в дом и несколько секунд пытаюсь отдышаться, наслаждаясь теплом: все же прогулки под проливным дождём не для меня.
В гостиной никого нет, чему я безумно рада. На ходу скидываю сырую обувь вместе с насквозь промокшей толстовкой и, растирая озябшие ладони, спешу к себе. Пока моя решимость не угасла, а сомнения не перетянули на чаше весов, скидываю в спортивную сумку самое необходимое, мысленно проклиная свою импульсивность: бросать мобильный в лужу — верх глупости!
Беглым взглядом окидываю комнату: я не знаю, вернусь ли когда-нибудь снова. На прощание треплю Шурика за уши, полагая, что переезжать к мужчине с мягкой игрушкой в руках несерьёзно. А затем вешаю сумку на плечо и бегу к лестнице, стараясь не шуметь. Уйти незаметно — моя цель.
Но уже на середине пути понимаю, что достигнуть желаемого будет непросто.
Развалившись на отцовском диване и вытянув свои лыжеобразные конечности, Кир со скукой в глазах щёлкает пультом в сторону огромной плазмы в половину стены. Пройти мимо и остаться незамеченной — невозможно. А потому, вдоволь налюбовавшись его побитой моськой в фиолетово-бордовой гамме, разворачиваюсь, чтобы вернуться к себе, как в спину врезается бас сводного брата:
— От меня не убежишь, сестрёнка! — язвительно тянет он.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять: Кир принял вертикальное положение и медленно, переваливаясь с ноги на ногу, направляется в мою сторону.
— Мать уехала. Охрану твой папаша-лопух снял. Мы с тобой одни в этом огромном доме, — чувствую, что Кир неумолимо приближается, но не могу пошевелиться. Меня словно парализовало. От страха. От понимания, что урод способен на любую глупость.
— Меня Макеев ждёт на парковке, — вру, резко повернувшись в его сторону.
Между нами не больше пяти ступенек. Это безумно мало, но ещё не поздно попытаться убежать. Вот только Кир оказывается быстрее. В два шага преодолев расстояние между нами, он небрежно толкает меня к стене и нависает сверху, расставив громоздкие ручищи по обе стороны от меня.