Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
— Снеж, ну ты как первый день живёшь? Зачем кого-то обманывать: купили одного, купим и другого.
— Ты не понимаешь! Этот… этот меня не выносит. Постоянно вспоминает мать Рины, намекая, что я той неровня. Пф-ф. Ему за радость будет меня вывести на чистую воду.
— Ладно-ладно! В крайнем случае ускорим тебе небольшое дтп и потерю такого долгожданного малыша. Не переживай!
Макеев равнодушно улыбается, примеряя на себя роль распорядителя чужими судьбами, пока я отчаянно силюсь не застонать от гнетущего разочарования. Не верю тому, что вижу и слышу. Не хочу
— Нет, Паш! — шипит Стервелла. — Мы не отступимся от плана ни на шаг. Кшинский потеряет всё, как когда-то потеряли мы! Сначала его драгоценный бизнес развалится на глазах, затем непокорная дочь решит свести счёты с жизнью, а потом, заключительным аккордом, его ненаглядная супруга потеряет малыша, отобрав тем самым последнюю надежду и желание жить! Именно в этом порядке! Я хочу видеть в его глазах дикую боль, понимаешь? Хочу, чтобы он прошёл через все круги ада, которые когда-то уготовил мне!
Шум в ушах становится нестерпимым, ноги, дрожа, безвольно подкашиваются, я стекаю по зеркальной стене на пол, давясь беззвучными слезами: это просто не может быть правдой! Отец любит эту суку больше всего на свете, носит её на руках, ни в чём никогда не отказывает и прощает абсолютно всё, но ей мало! Им мало!
Эти нелюди запросто, нежно воркуя, строят чудовищные планы по истреблению моей семьи, меня… А я даже не понимаю за что?
Лёгкий скрип за дверью выводит из состояния шока: мне нужно убираться из этого осиного гнезда как можно скорее.
Бросаю взгляд в зеркало, убеждаясь в своей безопасности, а потом ползу к лестнице: тихо, беззвучно, лелея надежду остаться незамеченной. Мне страшно! До одури! Ужас от осознания, что эти твари готовы на всё, что ни в одном из них нет ни капли человечности, а только неприкрытая злоба и жажда чужой боли, леденит душу. Они всё заодно! Эта мысль хлёсткими ударами разрывает сознание! Макеев, Снежана, Кирилл — все появились в нашей жизни не вчера! Всё — не просто так… Они целенаправленно на протяжении нескольких лет разрушали нашу семью, но ради чего? Что такого мог сделать отец, чтобы заставить так себя ненавидеть?
Вопросов в голове с каждой секундой становится всё больше, но вот парадокс: ответа — ни одного.
Доползаю до лестницы и вскакиваю на ноги, чтобы дальше бежать со всех ног, вот только у судьбы, как и всегда, на меня иные планы.
Звенящими переливами, разрывающими тишину и оглушающими своей безысходностью, в кармане моей толстовки оживает мобильный. Судорожно пытаюсь его достать, заглушить, отключить, но понимаю, что поздно. Я проиграла
Всё, что я успеваю, это отчаянно прошептать «ненавижу», глядя на заученный до дыр номер Амирова, так ярко и безмятежно светящийся на экране. Я здесь по его просьбе...
А дальше наступает темнота.
Предел моей невезучести: я оступаюсь и по лестнице лечу вниз, больно ударяясь об острые края ступенек, пока не замираю между пролётами.
— Какого лешего, она здесь делает? — сквозь темноту доносится недовольное рычание Снежаны. — Как она могла сюда попасть?
Саднящая боль обжигает кожу. Голова трещит. Руками обхватываю её, не в силах пошевелится. Какой смысл теперь бежать?
— Блядь! — орёт Макеев. — Это я виноват! Дал ей ключи, но кто бы мог подумать, что этой идиотке хватит ума заявиться без предупреждения.
Их голоса становятся всё громче, злее, а я не решаюсь открыть глаза. Пусть думают, что я без сознания.
— Что значит «дал ей ключи»? Зачем?
— Слушай, Снеж, откуда я мог знать, что Кирюха сам от Амирова избавится? А Лерой звонит вчера и говорит: забери Рину к себе, тогда уволюсь. Я и клюнул, предложил этой переехать, но кто ж знал, что она припрётся сюда, я даже адрес ей не успел сообщить!
— Нехорошо всё это, Паш! Она жива там? Посмотри!
Внутри всё сжимается от дикого страха, что сейчас Макеев подойдёт ближе и обнаружит, что я притворяюсь.
— Да хрен с ней! — дарует мне несколько секунд безопасности бездушный монстр. — Одевайся скорей!
— Она же всё слышала, понимаешь? — никак не затыкается Снежана.– Всё Пете расскажет, Амирову нажалуется. Вот же чёрт!
— Оставь это мне.
— Что оставь? Паш? Ты что задумал?
Даже с закрытыми глазами с лёгкостью представляю, как эта кикимора виснет на Макееве, вцепляясь в него острыми коготками, и требует ответа. Отчасти я ей благодарна. Мне тоже нелишним будет узнать своё возможное будущее.
— Научу её молчать, — выплёвывает самодовольный кретин. — Давай живей, Снеж! Копаешься, как и вправду беременная на последнем сроке.
— Паш, мне страшно!
Вот же, зараза! Ей страшно?! Можно подумать, это она запуганная лежит сейчас на лестнице, изнывая от звенящей боли в ожидании вердикта двух отморозков.
На пару секунд голоса смолкают, но уже через мгновение ощущаю лёгкую вибрацию, а всё внутри содрогается от резкого цоканья каблуков по плитке: Снежана спускается. Напрягаюсь каждой клеточкой тела в ожидании новой боли или очередного унижения, но мачеха просто проходит мимо.
— Сейчас вызываешь такси, едешь в клинику и оттуда звонишь Пете, поняла? Просишь, чтобы забрал. Скажешь, что провела там весь день, мол, от волнения заболел живот. Уяснила?
— Да, а с этой что?
— Ничего, Снеж! Внимание Кшинского на себя переключи по полной, ясно?
— Да, поняла я, поняла, но эта же всё расскажет!
— Не расскажет. Пете сам позвоню, объясню, что пока у меня поживёт, а там…
— Что?
— Немного переиграем план, и только. Сейчас главное, чтобы Петя ничего не вкурил и всё подписал. Ладно, давай, Снеж, шевелись!