Лесь (вариант перевода Аванта+)
Шрифт:
— Ты будешь вкалывать антипатичную аристократку, — сообщил Барбаре Януш. — Из того, что я понял — отрывки только видел, — ты от добродетели совсем спятила и гоняешься за каким-то пролетарием, а время от времени устраиваешь заваруху. Лесь сойдет за графа и влюблен в тебя без взаимности…
— Как это?! — вырвалось у Леся. — Опять?!..
— Один из нас, ты или я, сбацаем этого пролетария, — кивнул Януш Каролеку. — А второй, то ли его свояк, шурин, черт
— Уж лучше графа по морде, только бы она за мной не бегала, — иронически фыркнул Каролек.
— Идиот, — надулась Барбара. — Господи Боже, да что это за пьеса? Кто ее состряпал, откуда выкопали? За всю жизнь такого бреда не слышала!
— Никто не слышал, — согласился Януш. — Местный продукт, написал комитетчик, а председатель и секретарь парторганизации внесли руководящие коррективы. Пролетарий ухлестывает за невестой, тоже пролетарской косточки — из городской торговли, из обувного.
— Тем более предпочитаю лупить графа по морде, — решил Каролек. — Могу прямо сейчас начать…
— Вот и хорошо, — подозрительно быстро согласился Януш. — А я, значит, пролетарий.
— И я за тобой должна бегать? — поинтересовалась Барбара. — А нельзя ли узнать, почему ты от меня бегаешь?
— Гнилью от тебя несет. Мало того, доченька магната, к тому еще и капиталиста. В конце концов, совсем звереешь и бросаешься с башни.
— А граф? — поинтересовался Лесь.
— Гибнет понапрасну. Получает в морду, теряет всякое разумение и сваливается в затопленный рудник. И вообще все дохнут. Остаюсь только я и эта панна из городской торговли. Правда, не очень понятно, как вода залила шахту — шахта вон там вверху над нами…
— Вход над нами, — уточнил Каролек. — А глубина где-то ниже…
— Здесь вообще несколько входов!
— Подожди, а почему она не желает графа? — Лесь явно обиделся за сиятельную персону.
— Говорил же, распутство ей покою не дает, а граф здоровьем слабоват…
— Раздеваться не стану! — прервала Барбара. — Можете зарубить себе на носу И так уборщица в местном совете всякий раз плюется при виде меня!
— Может, у нее просто такой нервный тик… — буркнул Каролек.
— У тебя, Барбара, испорченное воображение, — оскорбился Януш. — Это высокоморальное произведение для юношества. Классовая борьба и всякое такое.
— Ладно, а почему графа то и дело по морде лупят? — гнул свое Лесь. — Мало того, что никакой взаимности, мало что хилый, так еще и по роже…
— А в свободные минуты он еще к этой панне из торговли подваливает. Свояк пролетария, то
— Ну, привет, — заерзал Кароль. — Ты этого не говорил!
— Нет? Забыл, наверно. Все равно, решай сам, выбирай по душе. Заигрывать с этой панной или ее добродетель оберегать?
— Да я уж лучше по части добродетели. Пусть так. Ну, вроде все обсудили, можно сыграть просто так, без репетиций. Кстати, где они репетируют? Я не видел. Небось, тайком?
— Пока в госхозе, вон за этой горкой. Репетируют массовые сцены, по очереди проводят забастовку в руднике и бал в замке. Вместо нас инструктор сам читает все роли. Завтра после работы идем в госхоз и начинаем…
Председатель с тяжкими вздохами и бесчисленными предостережениями, не скрывая опасений, беспокойства и полного отсутствия доверия, лично запаковал священную реликвию и торжественно вручил ее Янушу.
— Я вас прошу… Не дай Боже, что случится… Сами понимаете… Может, лучше под охраной…
Ошарашенная группа торжественно поклялась, что ничего не случится. Снабженного многочисленными письменными инструкциями Бьерна проводили на автобус.
— А справится он? — запричитал Лесь, заразившись паникой председателя. — Пусть уж лучше едет в Варшаву, там в мастерской сделают оттиски?
— Да не дури ты голову, во вроцлавском проектном бюро им займутся, — с нетерпением ответил Януш. Метек там работает, я велел к нему идти. А до Варшавы далеко и долго.
— А может, кому-нибудь из нас лучше?.^
— Исключено, все играем в спектакле. Только Бьерн может.
Вечером клуб в госхозе был битком набит сплошными актерами. На возвышении стояла Барбара с листками в руке и с большим чувством отчитывала коленопреклоненного Леся:
— Прочь от меня, пан граф. Вы, сударь, лишь дохляк, а жажду силы я, которая в народе бьет ключом.
Ожидающий своей очереди Каролек нетерпеливо покашливал, а Лесь на коленях ныл с возрастающим жаром:
— О богиня! Не говори таких слов! Ведь то не люди, то скотины!
— О, дочь моя! — гремел чуть позже председатель. — Опомнись! Встань, сударь граф! Позволь со мной в бильярдную, единственная дочь моя истерпла…
— Чего?!.. — вырвалось у Каролека с первого ряда.
— Истерпла, — повторил председатель, глядя на роль.
— Ну истерпла, значит, одервенела, замерла! — нервно пояснил автор пьесы.
А в следующей сцене Януш сжимал в объятиях раскрасневшуюся панну из обувной торговли, уверяя ее вяло и нудно: