Леший. Четвертые врата
Шрифт:
– Стас не имеет никакого отношения к Катерине.
Эксперт загадочно улыбнулся.
– Он не имеет отношения ни к одному нормально рожденному существу, которое я знаю.
Кондрат замер.
– Как это?
– У него совершенно неизвестная ДНК.
– Как это?
Эксперт взял бутылку, разлил.
– Ну-у, как? Утверждать не берусь. Но Стас, биологическая машинка – овечка Долли в своем роде. Если это так, то понятно, отчего это дело быстро свернули и засекретили. Катерина привезла в Яндырь совершеннейшее биологическое открытие. Уж не знаю, но многое бы отдал,
Леший откинулся на спинку дивана.
– Теперь начинает проясняться.
– Но и это не всё! – щёлкнул пальцами Митяй. – Слышал о твоём сумасшествии. Синий свет и бла, бла.
Кондрат вздохнул, сел оперевшись локтями о стол.
– Митяй, я если честно уже и сам… да… может и не было.
– Было, Леший, точно было.
Кондрат выпрямился, задумчиво посмотрел на эксперта. Молча, налил, протянул Митяю, оба разом подняли рюмки и выпили.
– Так вот, если закрыть глаза на полное здоровье одной и невообразимость второго, умерли они все же от сердечного приступа. И я готов был это подтвердить. Но начав проверять зрачки, был крайне удивлен. Они стали…
– Синими.
– Скорее нет, они замёрзли. Вместо зрачков у обоих был лед. Совершенный лед. Зрачки изменили структуру. Но это не всё, Кондрат. С уверенностью говорю, остановка произошла из-за резкого критического скачка температуры, но… притом, ничто больше кроме зрачков о скачке не говорит. Кожные покровы, внутренности, все соответствует смерти от вполне обычных признаков. В данной ситуации учитывая то, что я увидел, могу предположить совершенно фантастическую, но единственно вероятную вещь. Ребята погибли от нечто, проникшего в роговицу глаза и моментально снизившую температуру оного, что привело к сжатию кровеносных сосудов и нервных окончаний, из-за чего и произошла остановка сердца. И хотя это, совершенно, теоретически невозможно, но, по моему мнению, именно так и было.
– Это могли быть наркотики, радиоактивный свет или газ? – задумчиво спросил Кондрат.
– Наркотики – навряд ли, свет может скорее обжечь, ожогов нет, а вот газ… Сейчас говорят о всяких разработках. Я не стану настаивать, но исходя из того, что и сам Стас – очень необычный, могу предположить… только предположить, что они убиты неким газом.
– А может газ светиться?
Эксперт улыбнулся.
– В годы моей юности, – оскалил в улыбке зубы Митяй, который по возрасту был старше Лешего лет на десять не более, – мы с ребятами из медицинского, проводили один опыт, как раз о свечении газа, брали трубку…
– Стоп, Митяй, если одним словом.
Эксперт вздохнул, поправил очки, посмотрел на пустую рюмку, придвинул её ближе к Лешему.
– Да, газ может светиться.
– Какой из газов светит синим?
Эксперт вздохнул, взял рюмку, сам налил себе водки.
– Я думал об этом. Азот. А жидкий азот имеет эффект замораживания.
Кондрат потер ладони.
– Чисто теоретически, я мог увидеть свет от азота. И он же вызвал смерть Стаса в кабинете.
– Только чисто теоретически, – Митяй выпил, отставил рюмку. – Но ведь ты утверждал, видимое было живым.
Леший кивнул.
– Мало того, он… оно дышало, оно дышало
Митяй вдруг зевнул, посмотрел на Кондрата осоловело полупьяными глазами.
– Я разведу руками, Кондрат. Каждому свое, по вере и безверию дается. Видел ли ты то, что видел, понять можешь лишь сам.
– А если ничего не видел на самом деле?
– И такое может быть, но это уже клинически, – Митяй насмешливо улыбнулся.
После чего поднялся, немного пошатываясь, пригладил руками помявшийся халат. Леший взял в руки недопитую бутылку и направился с ней к шкафу, поставил, аккуратно прикрыл двери. Подошел к подоконнику, придвинул пепельницу.
– Странно всё это. Рассказал ты мне дивные вещи, спокойно так, с толком и расстановкой.
Митяй сунул руки в карманы белого халата, посмотрел на подкуривающего Кондрата.
– А что ты хочешь? Чтобы я волосы на себе рвал? Чтобы кричал от восторга? Или от ужаса? Брось, не впервой это. Случаи разные встречались. Ты работаешь в Первомайском пять лет, живешь в Яндыре всю жизнь, а много ли сам видел? Такого чтобы за душу, или до коликов ледяных? Пожалуй, ничего и не видел. А почему не видел? Потому что не хотим мы видеть. Копаться в чужих делах, замечать чьи-то проблемы. Зачем? Нам и так хорошо. Живем, работаем, роемся там чего-то в своей жизни, своих делишках. Главное, чтобы нас не коснулось. А вот когда нас касается, тогда и появляются и Стасы, и свет загадочный. Это всё от того, что случилось это с нами. Не с дядей с соседнего двора, которого потом в психушку, не с тетей, что строчит заяву за заявой, не-е. Это случилось с нами, вот тогда мы носом рыть начинаем, копаться, выяснять, – Митяй почесал затылок. – Ладно, философствование все это. Эх, Леший! Ну, да, я пойду.
Экперт театрально отдал честь и вышел.
***
«… Это пока нас не коснётся!.. Вот тогда рыть начинаем, копаться, выяснять!»
Да, именно так, тогда и рыть, и выяснять. Вот только не касается это Кондрата. Не хочет Леший, чтобы это его касалось. Потому ни рыть, ни выяснять не будет. Да, вот такие они, менты! Лишний раз не пошевелятся. А причем здесь вообще менты? С него кто-то спрашивает? Кто-то требует узнать, что случилось со Стоговой? Родственники её приходят, друзья? Или за Стаса? Кто-то требует с майора отчета? Нет. Значит и не нужно. Никому не нужно. А Кондрату и подавно.
Он выскочил из маршрутного такси и торопливо бросился к дому. У самого дома, когда Кондрат уже входил в подъезд, раздалось четкое, громкое:
– Кар!
«Тьфу, ты чертовка!» – про себя выругался Кондрат.
Ворона сидела в нескольких шагах от него, на детской качели.
– Кыш, дура! – замахнулся на птицу Леший. – Раскаркались, видишь ли.
И поторопился в подъезд. Прикрывая дверь, бросил взгляд на качели, вороны не было. Зато несколько других сидели на бордюре у тротуара, смотря на него черными круглыми глазами. Кондрат потер внезапно взмокшую шею. Нехорошо это, и дело не в похолодании и Ешевских приметах. Просто нехорошо. И на душе разом стало тоскливо и тревожно.