Леший. Четвертые врата

Геярова Ная

И выехала. На деревню. Стоят дома, света в них нет. И НИИ огромное, что при деревеньке то было и то во тьме. Я остановилась, а сама мотор глушить не торопилась. Не к добру, нутром почуяла. Назад сдавать начала. И вот тут увидела его. Сначала приняла просто за другую машину, вроде как из одного дома отделилась и ко мне движется. А потом слышу, воет оно…словно живое. А после и из других домов, как фонариками светят. Смотрю, будто люди идут, только… Потом появился он. Как огромный зверь кидался он на тех, кто выходил из домов. Рвал их в клочья. Снопами синими рассыпались те люди. А свет меж ними, словно дьявольский зверь. Я по газам ударила. Машина рванула. По камням, меж деревьев. Несусь, назад не смотрю.

Выскочила на центральную трассу, по тапочке и вперед. Взяла отпуск на неделю. Носу из дома показать боялась. В Севольном тогда всякие слухи начали ходить. Вроде как в Дивном зараза какая-то завелась и деревеньку на карантин закрыли. А я то, видела ту заразу, людей синих и зверя синего. Но ничего никому не говорила, так как боязно было. Через неделю вышла на работу, выдали мне путевой лист, я смотрю, а Дивного в путевом то нет. Ну, думаю, и слава Богу. Села и поехала. Доехала до того перекрестка, что на деревню шел, а дороги то в Дивное нет. Значит, правильно я в ту ночь ехала, меж деревьев и буераков. Не было дороги, словно корова языкам слизала, Кодюшка. Деревья многолетние на месте неё да кусты. Занесен лесом да бурьяном путь к Дивному. Перекрестилась я, да дальше поехала. А через неделю приехали в наши больницы новые врачи, провели рейд против гриппа и ОРВ. С тех пор про Дивное никто не вспоминал, деревенька как в воду канула, все разом о ней подзабыли. Месяца не прошло, как за Севольным, в киллометрах двух от аэропорта началось строительство. Быстро строились. Через полгода возникла здание огромное за высоким забором, новое НИИ. Аллею к нему сотворили красивую, широкую с ивами, березами и лавочками. Только не ходит туда никто, потому что не помнят и не знают, что рядом с поселком институт. А те, кто из поселковых в постройке участвовал, пропали.

– Ты никогда не рассказывала мне эту историю. 

Тетушка вздохнула.

– Так и я не помнила. А как сегодня увидала зверя того синего, дьявольского, вот тут память и выдала. И про Дивное, и про НИИ, и про то, как дорога пропала, и про людей синих. Всё вспомнила. И так мне теперь страшно стало, Кодинька. 

Леший вздохнул, погладил ладонь тетушки.

– Не бойся. Ничего не бойся. Я тебя в обиду не дам. Ты спи, здесь тебя никто не тронет. Спи.

Она недоверчиво посмотрела на Кондрата. Но в глазах уже появилась сонная дымка, натянутая вколотыми препаратами. Леший сидел пока тетушка не заснула. И только потом, осторожно положив её руки под одеяло, тихо вышел.

***

Лампочки коридора помигивали, и Кондрату, когда он вышел из палаты, на секунду показалось, как будто он находиться на борту огромного космического лайнера. Темные, ночные окна. Желтоватые двери палат. Тонкая, нечеткая линия плинтуса на стене. Синяя линия. Синий цвет. Синий свет. Наверное, при взгляде на синее у Кондрата теперь всегда будет ёкать где-то в глубине живота, и сердце начнет отстукивать бешеный ритм. Леший прошел по коридору, по дороге сказал тихое: «До свидания», девчонке в больничном халате, сидящей у самой двери, за высоким дежурным столом. Та кивнула, не отрываясь от книжки в ярком переплете. Внизу у выхода стоял Еши, мрачно тыкая в кнопки сотового телефона. У его ног сидела Тайра, слегка помахивая хвостом.

– Не отвечает, – сказал журналист, когда приблизился Кондрат.

– Номин?

Еши кивнул.

– Был когда-нибудь в Севольном?

Еши перестал набирать в очередной раз номер и спрятал телефон в карман.

– Поедите?

– Я не могу это так оставить, – Кондрат присел на корточки перед Тайрой и погладил её между ушами. – Мне вчера один очень умный и хороший человек сказал: «Мы ничего не хотим решать, когда это не касается нас, но когда касается… Мы начинаем носом

рыть, узнавать, выискивать». Тетушка, единственное, что у меня есть – она моя семья. Я не знаю, что я сделал и куда я влез. Я не хотел впутываться в это. Но меня и мою семью чуть не убили. И теперь я намерен узнать, что это за история. 

Еши усмехнулся.

– Да и, правда, очень умный человек. Хорошие слова. Хочешь обезопасить себя?

Кондрат посмотрел на журналиста.

– А ты, что можешь посоветовать? Покорно ждать?

Еши ничего не сказал, молча, направился к выходу. А уже через полчаса они ехали по районной трассе в направлении посёлка Севольное.

Глава 19

– Так что ж вы в ночь-то, Коденька? – голос Ольги Марковны, давней подруги тети Зины, по-старушечьи дребезжал и чуть похрипывал. Закутанная в серую шаль и длинную юбку, она уточкой переваливалась с ноги на ногу, тяжело облокачиваясь на деревянную, толстую палку. Ольга Марковна была лет на пятнадцать старше Зины, да и жизнь в посёлке наложила свой отпечаток. Где-то за забором брехали собаки. Машина Еши пронесшаяся по ночным улицам разбудила всю округу. – А зверинка енто твоя?

– Моя, – кивнул на идущую рядом Тайру Кондрат. В Севольном, в отличие от Яндыря, дождя не прекращался, мелко моросило, было слякотно и тянуло уже настоящим осенним холодом. Приезжие вошли в закрытые, теплые сенцы, в углу было навалено сено, висели пучки лука и чеснока. Здесь же, в углу, лежала пара топоров, молоток, висела на стене коса и серп с треснувшей ручкой.

– Ишь, даже не ждала. Зинка-то как? – старушка вытерла ноги о половичок уже давно потерявший всякий цвет. – Ты собачку в сенях оставь, – Кондрат кивнул, обернувшись, приказал Тайре.

– Жди.

Она покрутилась, прошла к сену, повиляла хвостом и улеглась у стога.

– Приболела тётя Зина, – ответил Кондрат, входя следом за Ольгой Марковной в дом.

– Ишь, ты! Приболела? А шо за хворь?

– С сердцем неладно, – уклончиво ответил Кондрат. Следом за ним вошел Еши, критическим взглядом окинул небольшую прихожую, упиравшуюся в тёмный зал. Бросил мимолетный взгляд в небольшую комнату, в которой стояла аккуратно застеленная койка, лежала на полу домотканая дорожка, и стоял блеклый цветок на широком подоконнике. Ольга Марковна суетливо шмыгнула в комнату напротив, послышался стук чайника. Кондрат и Еши переглянулись и вошли следом. 

Небольшой стол, несколько стульев, кухонный шкаф, печка электрическая и газовая. Под последней горелкой тётушкина подруга зажгла газ и водрузила чайник. Кухонька маленькая, не богатая, но видно, что хозяйка, хоть и стара, а чистоту старается поддерживать. Цветы на подоконнике в одинаковых горшочках, и цветная тюлька ленточками перевязана.

– Давно не видела Зину, всё собираюсь, да времени нет. То сажать надо, то за огородом смотреть, потом урожай, а зимой… – она вздохнула. – Хату зимой не оставить, выстудится, а коли батареи замёрзнут, так и вовсе пропало. Придётся отопление размораживать. Всё никак. А она вона вишь ты… приболела. Видать все ж, соберусь. Ты Кодя, когда обратно? Может, и мне подсобишь до города?

– Не знаю я, тётя Оля, надолго ли, – вздохнул Кондрат, – по делу я здесь. Человечка ищу. 

– У нас? В Севольном? – старушка всплеснула сухонькими ручонками. – Неужто по работе ищешь? Преступники какие-то?

Кондрат бросил взгляд на Еши. Тот жевал сухарь, взятый из розетки со стола, и с интересом разглядывал не хитрую кухоньку.

– Не преступники, но найти надобно. 

– Таки я всех знаю. Кто приехал, кто уехал. Ты скажи, кого ищете-то?