Лесная невеста. Проклятие Дивины
Шрифт:
– Литил-висс-м… – неуверенно разобрала Избрана. – Мало… мудрый… А дальше? Здесь только одна руна.
– Это руна Маннас, что значит «человек». То есть «человек, знающий немного», вот что здесь написано. А это значит, что человек, не обладающий достаточной мудростью, не поймет сокровенного смысла надписи.
– Вот как! – заметила несколько уязвленная Избрана, потому что этим маломудрым человеком явно выходила она сама. Но ей было любопытно, поэтому она не очень обиделась.
– А если поменять эти знаки местами, то получится слово «мистиль», – рассказывал Хродгар, явно
– Еще бы мне не знать! Из побега омелы изготовлена стрела, которой убит Бальдр.
– А если бы он не был убит, то не смог бы и возродиться, чтобы возродить вместе с собою весь мир. «Ремеслом омелы» мудрые люди называют ту власть над жизнью и смертью, которой обладает Один. Круговорот смерти и возрождения в этой чаше отражен его радостной, земной стороной, поэтому, видишь, здесь в узоре руны Ингуз, руны Фрейра.
Вспомнив, что у нее тоже есть чем удивить гостей, Избрана послала за своим зеркалом. Увидев его, Хродгар издал восклицание.
– Тебе знакома эта вещь? – спросила княгиня.
– Эта – нет. Но я видел кое-какие вещи из той страны, где делают шелк. Они были очень похожи. Откуда это у тебя?
– Привезли торговые гости. – Избрана уже не помнила, кто именно доставил ей это диво. – Но мне говорили… да, говорили, что эта вещь имеет какие-то чудесные свойства.
– Об этом я ничего не знаю. Но за чудо сойдет уже то, что эти две вещи встретились за одним столом! – Хродгар кивнул сначала на чашу Фрейра, потом на бронзовое зеркало. – Они ведь, можно так сказать, принадлежат разным мирам.
Избрана попыталась представить расстояние, отделяющее Шелковые страны от Ётланда, и зажмурилась – сотни и сотни переходов через пустыни, степи, горы, реки, леса, моря, через десятки разных стран и государств, как очень развитых и богатых, так и совсем диких. Люди с одного конца никогда не попадут на другой, даже не знают толком, что там, на другом конце земли. А вещи едут себе и едут – десятки рук передают их, перегружая с верблюдов на лошадей, с лошадей на ладьи, обменивая на деньги и другие товары. И в конце концов доставляют туда, где простой предмет повседневного обихода становится осколком Того Света…
Невозможно было вообразить, что земля так велика и что ее противоположные концы, несмотря на отдаленность, все же могут как-то сообщаться. Голова кружилась от ощущения исполинских пространств, и почему-то просыпалось чувство гордости за неугомонного человека, который так мал и слаб перед огромностью белого света, но как-то умудряется его пересекать из конца в конец. А главное, зачем-то стремится к этому.
– Я бы хотела, чтобы ты побыл моим гостем, – сказала Избрана Хродгару. – Ведь тот, кто владеет чашей Фрейра, и есть конунг ётов, где бы он ни находился.
– По-настоящему умные люди это понимают! – Хродгар вдруг взял ее руку и крепко сжал. По его лицу, по глазам, слегка увлажнившимся после березовой браги,
– Да, – тихо подтвердила Избрана, сама не понимая, почему так волнуется. Между ней и Хродгаром было много общего – впервые в жизни она встретила мужчину, с которым ее сближали и происхождение, и судьба.
– И пока я не вернусь в Ётланд, я хочу остаться здесь и оказывать тебе ту помощь, которую в силах оказать.
– Я мало чем могу вознаградить тебя за такую дружбу, – созналась Избрана. – Но буду счастлива видеть тебя рядом.
В это время старейшина Умысл поднялся на ноги и торжественно откашлялся. Старшая жрица кивнула ему.
– Мы, люди плесковские, решили тебя просить, Избрана Велеборовна, – начал он, дождавшись, чтобы она тоже на него посмотрела. – Пока князь Вадимер в возраст не войдет – будь ты нашей княгиней и управляй нами, как боги и предки тебя научат. Что скажешь?
– Будьте мне верны, и я клянусь заботиться о вас, как о родных детях, – сказала Избрана, и почему-то вместо гордости и торжества сейчас чувствовала только любовь к этим людям и горячее желание принести им все то добро, которого они от нее ждут. Они дали ей не просто дом, приют и почет – своей надеждой на нее они дали ей драгоценное чувство нужности, и это, как оказалось, было для нее дороже самой власти.
– Да будет с тобою сила Рода и Макоши! – произнесла старшая жрица. – Завтра на заре мы снова разожжем огонь перед ликами богов, угасший в день смерти последнего князя.
К рассвету все уцелевшее население Плескова собралось в святилище Перуна – оно располагалось в трех верстах от города, на холме над берегом реки Промежицы. Здесь стояли два каменных идола в человеческий рост – Дажьбог с крестоообразным знаком небесного огня на груди и Перун, держащий в одной руке меч, а в другой молнию, опирающийся ногами на поверженного змея. Женщины принесли даже грудных младенцев, и немногие оставшиеся старики приковыляли, желая в свой последний выход из дома увидеть это – возрождение священного огня и рода плесковских князей. Хродгар и Хедин тоже пришли и стояли у входа на площадку, молчаливые и торжественные, как земные подобия небесных богов на страже белого света.
С первыми лучами зари две жрицы, оставшиеся снаружи, подали знак и запели. Твердята и Новина, стоявшие возле очага, подали Избране кремень и огниво. Обе вещи были очень древними, и Избрана взяла их в руки с таким трепетом, что едва могла удержать. Они принадлежали самой Светлине, дочери Крива, и с их помощью она разожгла первый огонь на пустом и безымянном тогда еще месте, где только предстояло вырасти святилищу и городу.
Дубовые дрова, щепки и береста уже были приготовлены. Избрана выбила несколько искр, осторожно раздула упавшие на сухую труху, и от волнения у нее перехватило дыхание. Было чувство, как будто она раздувает огонь новой жизни для целой вселенной. Наконец показался первый язычок пламени, по толпе пробежал вздох.