Лесной глуши неведомые тропы

Ядовитая Змея

— Э-э-э… — только и смогла вымолвить я.

— Только не говори мне, что никакая курица не заменит тебе ту, которую я съел, — хмуро предупредил он.

— Уверена, эту я тоже смогу полюбить, — примирительно ответила я.

Гнев все еще клокотал где-то глубоко внутри него, но мой невинный ответ не дал ему шанса вырваться наружу. Какое-то время мы шли в молчании: Энги шумно пыхтел под тяжестью ноши, у меня же из головы не выходило произошедшее на ярмарке. Еще после первого разговора с Мирой о Туре меня разбирало любопытство: что произошло во время его службы в королевской гвардии, почему он дезертировал с места битвы? Но после сегодняшней стычки Энги с Милдредом

любопытство захлестнуло: каким же чудесным образом он умудрился заслужить помилование? Ведь всем известно: дезертирство влечет за собою казнь без права обжалования.

Моего тренированного терпения хватило только до кромки леса.

— Энги… А про помилование — это правда?

— Тебе тоже неймется сунуть свой нос в грамоту и проверить печать? — послышался раздраженный ответ. — Можешь не трудиться: она подлинная. Да, я действительно получил помилование.

— Но… как?

— Спас из плена крон-принца и привез его к королю.

— Ты?!

— Нет, сам Создатель в моем обличье, — недовольно сопя, пробурчал Энги.

— Но…

Поверить в такое было трудно, мысли в голове роились назойливыми пчелами. Выходит, принц Арвид все же вернулся во дворец, и Энги имел к этому прямое отношение! На языке вертелся опасный вопрос, и удержаться от соблазна было невозможно:

— А почему ты дезертировал?

Энги остановился и посмотрел на меня так злобно, что я на мгновение поверила: сейчас он возьмет и пришибет меня на месте. Вот прямо мешком с картошкой и пришибет.

— Наслушалась бабских сплетен, да? И почему Создатель не сотворил баб вообще без языка? — он язвительно воздел глаза к небу.

— Просто спросила, — изображая равнодушие, я пожала плечами, но на всякий случай отступила подальше.

Энги молча двинулся вперед, не обращая на меня никакого внимания. Оставалось лишь торопливо семенить за ним и сожалеть, что не родилась немой. В молчании мы дошли до самого дома. Едва зайдя за ворота, я разбавила кудахчущее общество новой хохлаткой и поспешила отомкнуть дверь перед озлобленным Туром, сгибавшимся под тяжестью мешка. Тот шумно шмякнул картошку и корзину у порога, развернул меня за плечи к себе лицом и отчеканил:

— Я. Не. Дезертировал.

Я ошеломленно молчала, глядя в его разъяренные зеленоватые глаза и не зная, что сказать. К счастью, он сам и продолжил:

— Я был плохим сыном своей матери. Я был хвастливым и завистливым сучонком и потому не завел друзей. Моя гордыня не имела границ, но привела меня на службу к королю. Безродный ублюдок в королевской гвардии — ты когда-нибудь слышала о таком? А я стал тем самым ублюдком. Я был никудышным товарищем, потому что всегда доказывал свою правоту кулаками. Я был поганым солдатом, которому спесь не позволила просто, пекло меня возьми, подчиниться приказу командира. Но я никогда — слышишь? — никогда не был трусом и дезертиром. Я сделал то, что считал правильным, и поплатился за это. Я попал в плен, потерял честь, службу, доверие короля — и что получил взамен? Дырявые карманы и поганую писульку?

— В плен? — услышала я собственный выдох. — К этим дикарям крэгглам?! Но… они же не оставляют пленных живыми! Как тебе удалось сбежать?

Он скривился.

— Это долгая история, и пересказывать ее болтливой бабе я не собираюсь. Я вернулся домой и хотел забыть обо всем этом вонючем дерьме, которое пережил, но каждая, Создатель ее дери, шелудивая шавка старается мне об этом напомнить и ткнуть в это дерьмо носом!

Энги непроизвольно провел грязной ладонью по вздувшейся на бычьей шее багровой полосе от плети. Кожа

местами была содрана, в рваных краях запеклась кровь, несколько багровых пятен красовались на вороте нижней рубахи. Чутье лекаря побудило меня отвести его руку от знака господской «милости» и осмотреть ссадину.

— Болит?

Он презрительно фыркнул и отшвырнул мою руку. Но лекарь во мне победил смиренную девицу, привыкшую безропотно помалкивать.

— Сядь, я промою твою рану, — сказала я мягко.

— Ты называешь раной эту царапину? — хмыкнул он снисходительно. — Если бы ты хоть раз видела настоящую битву, ты бы знала, что такое ранения!

— Я видела и знаю, — осадила я его. — Ты забыл, что мы живем в приграничье? Еще луна не поменяла полностью свой лик с последнего побоища там, в лесу… Через Три Холма двое суток шли обозы с ранеными, а я тут, увы, единственная, кто умеет врачевать, после смерти Ульвы… твоей матери. Так что можешь кричать, можешь фыркать, можешь драться со мной, но ты сейчас — не на войне. Твоя ссадина болит, ты трогал ее грязными руками — позволь мне облегчить боль и заживить ее быстрее. Что за нужда мучиться? Хочешь показать свою храбрость? Так на курах уже показал.

Я толкнула его в грудь и заставила сесть на лежанку. Он смотрел на меня с недоверием, но больше не спорил: невероятно, но мне показалось, что даже гнев в его болотных глазах поутих. Я же впервые за сегодня почувствовала себя хорошо и спокойно, занявшись привычным делом. Подбросила дров в печь, поставила на огонь колодезную воду, заставила Тура снять кожаную куртку и расшнуровать ворот рубахи. Пока грелась вода, замесила кашицу из целебных трав и кореньев, которые помогут содранной коже быстрей восстановиться и успокоят боль. Он судорожно дернулся, когда я принялась промывать его рану от грязи и крови, но послушно терпел, пока я доводила дело до конца.

— Ну вот, — я удовлетворенно оглядела свою работу, закончив наносить на кровавую полосу целебное снадобье. — До вечера не смывай. К Мире пойдешь уже как новенький.

Щеки Тура тотчас порозовели, что твои яблоки на летнем солнце, и он смущенно отвел глаза.

— Я… никуда сегодня не пойду.

— Почему? — удивилась я. — Она сказала, что будет тебя ждать.

— Э-э-э… кхм… Я вообще не должен был…

— Да ладно тебе, — махнула я рукой и принялась собирать со стола остатки трав. — Чего уж тут стесняться? Все мужики к ней ходят, чем ты хуже?

— То-то и оно, — пробормотал он, старательно глядя в сторону. — Что все ходят.

— Хм, — я озадаченно скосила на него глаза. — Ревнуешь к другим? Так она ведь… Ну, парень, если хочешь быть у девушки один, то выбери себе тогда порядочную, из семьи, да встречайся с ней, как положено. Посватайся, женись, детей заведи…

Тут я осеклась, поскольку женитьба Тура совершенно определенно означала конец моего пребывания в его доме. И надо же было такое ляпнуть! Но он, похоже, вовсе не заметил моего замешательства; вытряхнул из седельной сумки целую россыпь старых наконечников для стрел и принялся ровнять и затачивать острия.

— Порядочные девушки не про мою честь. Кто захочет пойти за ведьмина ублюдка?

— Много ты знаешь, — мысленно проклиная себя за неуместную сердечность, продолжала я рыть себе яму. — Вот у Хакона тоже отца нет, а невесты уже забор сломали, одна вперед другой к его окнам прыгая.

— Отец Хакона был с его матерью венчан, просто умер. Это не одно и то же.

Остановись, Илва. Остановись…

— Ну, как знаешь. Порядочных ты сторонишься, Мирой брезгуешь — уж не на саму ли принцессу замахнулся?