Лесные дали
Шрифт:
– Где хотите.
– А ты? Я не буду.
– Ну, как знаешь. В таком случае мы здесь, на кухне, устроимся.
Алла переключила телевизор на другую программу. Певица в длинном платье заканчивала старинную песню:
Не корите меня, не браните:Мне и так тяжело, тяжело.Алла выключила телевизор. Заныло сердце, защемило, словно для одной Аллы была пропета эта песня.
Алла набросила на плечи белый пуховый платок и вышла за калитку, мысленно повторяя: "Не корите меня,
Ярослав вернулся домой уже затемно, но Афанасий Васильевич еще не спал, Ярослава встретил недовольным взглядом. Ярослав начал с ходу рассказывать о стойбище горе-туристов.
– Знаю, - со вздохом обронил старый лесник.
– А что с такими сделаешь? Новый закон приняли против нарушителей порядка и разных уголовников. А преступления все равно есть. Отчего, думаешь? Законы плохи? Нет, законы у нас неплохи.
Разговор о хулиганах уводил в сторону от главного, смягчил недовольный настрой старика. Ярослав понимал: главная тема - впереди, объяснений не избежать. Да он и не собирался. Афанасий Васильевич посмотрел на Ярослава в упор и спросил без обиняков:
– С Аллой-то Петровной у вас что? Шуры-муры?
Ярослав ответил с достоинством:
– Любовь, Афанасий Васильевич… Дело у нас серьезное, - он смотрел на старика открыто и честно, и тот все понял, сказал:
– Да уж куда серьезнее, коли любовь.
Помолчали. Ярослав ждал. Пусть старик спрашивает. Афанасий Васильевич думал, уставившись в угол. Узловатые руки его лежали на коленях. Ярослав заметил, что пальцы вздрагивают: волнуется. Старик заговорил без напряжения и дружелюбно:
– Беда мне с тобой, парень. И вроде бы неглупый, и расторопный, а вот поди же - нашел топор под лавкой. Так только лентяи поступают - берут, что под рукой окажется. Поискать им лень.
Ярослав молча покачал головой, дескать, не тот случай. Старик живо сказал:
– Что? Не согласен? Не прав я?
– Мы любим… - глухо выдохнул Ярослав.
– Так ведь замужняя она!
– уже воскликнул Рожнов, раздосадованный непонятливостью Ярослава.
– Девчат у нас мало, что ли, которые в невестах скучают?
Ярослав снова покачал головой, и мягкая ласковая улыбка чуть-чуть скользнула по его лицу.
– Сердце, значит, не лежит, - резюмировал старик.
– Оно конечно, сердцу не прикажешь. Алла Петровна - она красивая. Только ведь не зря говорят: на красивую глядеть хорошо, а с умной жить легко.
– Она умная, - сказал Ярослав.
– Да знаю, есть ум. Все при ней. Про нее не скажешь: красна ягодка, да на вкус горька… Что ж, получается, что с Валентином-то они не в ладах… Это верно: на что клад, коли в семье лад. А там, значит, ладу нет. Ну гляди, я тебе не судья и не советчик. Сам заварил кашу, тебе и расхлебывать. Скажу только: не теряй голову, она у тебя одна и не пуста. Думай перед тем, как сделать, а не тогда, когда сделаешь. Вот и весь мой тебе сказ.
– Я думал, Афанасий Васильевич, много думал.
– Ну и как же вы? Жить где собираетесь? Или об
"Да, значит, отказ. Дело осложняется", - решил Ярослав.
– Почему же? Думали. Снимать будем, пока своим жильем не обзаведемся.
– Я не об этом, - уточнил старик.
– Выходит, тут останетесь? У нас? Али куда в отъезд подадитесь?
– Желательно здесь. Привыкли. Мне у вас нравится, Алле Петровне - тоже.
– Оно конечно, добро не искать надо по белу свету, а создавать там, где ты есть, - одобрил Афанасий Васильевич. Решение Ярослава оставаться здесь пришлось ему по душе.
– В таком разе и снимать незачем. Живите тут у меня. Места хватает.
Ярослав весь засиял, встрепенулся.
– Спасибо, Афанасий Васильевич.
Но тот никаких восторгов не изъявлял, напротив, был озабочен.
– Родители-то как, одобряют?
Ярослав стушевался.
– Родители?
– повторил он ненужно, не зная, как ответить.
– Честно говоря, они не знают. Окончательно мы решили только сегодня. Ну а раньше я не хотел им говорить. Пришлось бы сообщить, что замужняя… Старики мои без предрассудков, но все-таки…
– Так-то оно так, да выходит и этак: замужняя невеста. То-то и оно. Только я вот о чем мозгую - не погубил бы ты бабу.
– Он смотрел на Ярослава внимательно, вопрошающе, как добрый друг и старший товарищ.
– Я вас не понимаю, Афанасий Васильевич.
– Любовь, она что водка - разум мутит. Когда молод - тебе все нипочем. А ну как разлюбишь? Что тогда? Погибель. Не для тебя, а для нее, для Аллы Петровны. Потому как ты себе другую найдешь, помоложе? А она? К Погорельцеву возвращаться? Не примет. А хоть бы и принял - сама не пойдет: гордая она.
– О чем вы говорите, Афанасий Васильевич? Никакая другая мне не нужна - ни сегодня, ни через двадцать лет.
– В молодости все так говорят. Не зарекайся.
Уже когда погасили свет и легли спать, Ярослав неожиданно спросил:
– А вы изменяли своей жене?
Старик не удивился и не обиделся. Ответил вполне серьезно:
– Кто об этом знает? Про такое никто не должен знать.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОСЕНЬ
Вот и кончилось лето.
Отпели птицы, отгремели грозы, отцвели на лугах и полянах цветы, пожухла на солнцепеках трава. Ребята пошли в школу. Длинными и прохладными стали вечера. В кудрях берез появились первые золотистые пряди.
Афанасий Васильевич снял с яблонь спелые плоды штрейфлинга, анисовки и коричной. Осталась только антоновка. Пусть еще повисит недельку-другую. Старик последний месяц никуда не ходил, кроме как по двору: болели ноги. На ночь он натирался настоями разных лечебных трав. Немного помогало, но облегчение приходило ненадолго. "Должно быть, отходили свое", - подумал он и решил истопить баню, хорошенько пропарить ноги. Утром Ярослава предупредил, чтоб не задерживался сегодня, - мол, будет баня. Баню Ярослав полюбил уже здесь, в лесничестве, и так к ней пристрастился, что сам удивлялся, как это в Москве он жил без бани, довольствуясь ванной.