Лесные палачи
Шрифт:
Возле дома, огороженного метровой высоты оградой, с цветущими в палисаднике подсолнухами и флоксами толпились люди, по всему видно, соседи. При виде подъехавшей машины с милиционерами они стали поспешно расходиться, и вскоре против дома, где произошло убийство, остались только двое: старик в потертых холщовых портах и в длинной до колен рубахе, подпоясанной витой веревкой, да, очевидно, его жена, такая же древняя старуха в замызганном платье и в деревянных башмаках. Прижимая к ссохшимся
Пока Лацис, Журавлев и Еременко неловко выбирались из машины, Орлов спрыгнул с багажника и быстро подошел к этим людям.
– Чего тут у вас стряслось? – спросил он по-свойски, видя, что они и без того до смерти напуганы.
Все так же продолжая прижимать кончик платка ко рту, старуха чуть слышно пробормотала: «Там… господин Юдиньш… наш учитель», – и указала заскорузлым пальцем вглубь палисадника.
Орлов вошел в калитку, миновал сад и увидел на двухстворчатых воротах, умело разрисованных масляными красками разными цветочками, распятого человека, одетого в исподнее: рубаху и кальсоны. Из пробитых крупными коваными гвоздями отверстий на руках и ногах, а также из разрезанной ножом груди капала кровь, которая образовала на земле под трупом приличную лужицу.
В ногах у распятого человека на коленях стояла простоволосая женщина и горячим шепотом, обескровленными губами истово молилась, глядя снизу вверх на разбитое окровавленное лицо мужчины немигающими полусумасшедшими глазами.
Орлов, пораженный увиденным, не сразу расслышал, как подошедший сзади Эдгарс Лацис негромко сказал:
– Вот что у нас вытворяют нелюди, предатели трудового народа Латвии. Убили… чтобы все видели… чтобы неповадно было другим сотрудничать с нами… А он ведь так ждал, когда начнется новый учебный год… Не дождался.
Лацис с тяжелым вздохом снял фуражку, за ним тоже обнажили головы Еременко и Журавлев. Чуть погодя снял фуражку и Орлов, зло покусывая губы, которые отчего-то стали пепельного цвета, а во рту появилась невыносимая горечь.
Глава 5
С тех пор как латышские националистические банды стали безраздельными хозяевами лесов, миролюбивые граждане старались без особой необходимости в них не появляться. Былые походы в леса за ягодами или грибами стали настолько опасными, что люди даже отказывались ехать за сухим хворостом для печей, который являлся для них насущной потребностью. А если кому доводилось в каком-либо месте случайно встретиться с вооруженным
Красная армия, милиция, органы госбезопасности периодически устраивали на распоясавшихся недобитых коллаборационистов облавы, но все было безрезультатно. Изворотливые, жестокие, безжалостные не только к чужим, но и друг к другу лесные братья тотчас прятались в схроны и в другие скрытые от людских глаз места, расположенные в самых неожиданных частях обширного лесного массива.
Затаившись как мыши в своих норах, которые иногда выглядели как добротные подземные дома, националисты пережидали опасность и вновь принимались за свои преступные дела до следующего рейда силовых структур законной власти.
В лесу стояла какая-то нехорошая, напряженная тишина, какая бывает в непролазной глуши, в которой заблудившемуся человеку ничего не стоит встретиться нос к носу с хищным зверем. Солнечный свет сюда не проникал сквозь спутанные кроны высоких деревьев. В прохладной густой тени терпко пахло грибными спорами, прелой трухой упавших от старости гнилых стволов потемневших от времени берез, влажными листьями папоротников, бурно разросшихся в овраге, по дну которого, негромко журча, протекал ручеек с прозрачной водой.
В вышине, где на ветру качались макушки могучих сосен, разноголосо пели птицы, с ветки на ветки, звучно цокая, скакали рыжие белки.
Ветки густого орешника раздвинулись, и на край оврага из чащи один за другим вышли трое мужчин. Двое были одеты в выгоревшую на солнце, уже успевшую слегка порыжеть немецкую форму с небрежно засученными рукавами. За плечами у военных болтались также немецкие автоматы шмайсер. И хотя их щеки были заросшими щетиной и выглядели мужчины сурово, можно было с уверенностью сказать, что им не было еще и тридцати лет.
Третий человек выглядел сугубо гражданским: на нем был тесный, застегнутый на все пуговицы серый пиджак с довольно короткими рукавами, из которых виднелись потертые обшлага светлой рубашки, черные широкие брюки, не доходившие до щиколоток, грубые пыльные ботинки и серая, изрядно помятая шляпа с обвислыми полями.
Мужчина был явно старше своих спутников лет на двадцать. В бледных руках с костлявыми пальцами, выглядывающими из-под обшлагов, он бережно держал саквояж.
По тому, как мужчина часто и отрывисто дышал, приподнимая узкие плечи, было понятно, что путь он проделал тяжелый и неблизкий, так же как и остальные.
Конец ознакомительного фрагмента.