Лесные палачи
Шрифт:
– Где моя дочь?
– Там, – погано ухмыльнувшись, кивнул Дайнис в сторону леса. – Ублажает моих парней. Давно они с бабами не кувыркались.
У Мангулиса задрожали, а затем запрыгали губы в кровянистой корке, он сказал с ненавистью, стараясь не сморгнуть:
– Убирайтесь с моего двора… Только прошу вас… верните мою дочь… оставьте ее живой… Берите корову… ульи. Все берите! – выкрикнул старик. – Но дочь не убивайте.
– Возьмем, – скабрезно усмехнулся рыжий парень. – Только вряд ли теперь это тебе поможет. Поздно ты спохватился, отец, – с наигранным сочувствием произнес Дайнис и с печальным видом покачал головой, как бы давая понять, что девушки уже и в живых нет.
Так, по
– Жальте этих двуногих тварей, мои хорошие! Грызите их поганые душонки! Отомстите им за свою хозяйку!
В глубине улья грозно загудело; звук стал нарастать с пугающей силой, а потом из нутра на свет вырвался пестрый клубок, наверное, не менее чем из тысячи пчел, неимоверно злых от того, что у кого-то хватило наглости сломать их отчий дом. Живой клубок, то растягиваясь, то сжимаясь, взлетел над головами Мангулиса и Дайниса; и если от старика, от его пропитанной запахом меда одежды исходил привычный, родной и близкий запах, то от чужака за версту остро разило липким потом, немытым телом и несвежей одеждой, а также чем-то едва уловимым, что связывало его со смертью, и пчелы вмиг обрушили весь свой праведный гнев только на незваного гостя.
– Все вы тут подохнете! – злорадно выкрикнул старый Мангулис. – Негодяи! Так вам и надо!
Медленно отступая, Дайнис испуганно взмахнул рукой раз, другой, напрасно стараясь разогнать над головой пчелиный рой. Но когда первая пчела больно ужалила его в толстое мясистое лицо, он озверел, сорвал с плеча автомат и в упор длинной очередью выстрелил старику в грудь: пули мгновенно вырвали из белой еще час назад, а теперь алой от крови рубахи рваные клочки, и кровь фонтанчиками упруго брызнула на поверхность. Ноги у старика подломились, он медленно осел, неловко подвернув колени, привалившись спиной к теплому боку улья, и замер. На какой-то миг у него перед затухающим взором пробежала маленькая Стася, озорно смеясь, затем лицо потянула предсмертная судорога, и взор окончательно потух.
Крошечная пчелка покружила над его лицом и стремительно полетела в сторону остальных четырех ульев, должно быть, поделиться свалившимся на них горем. Вскоре на помощь пчелам из первого улья присоединись другие пчелы.
– Харальд, – заорал в панике Дайнис, отчаянно отбиваясь от огромной тучи рассерженных насекомых, вившейся вокруг его сильного, но сейчас бесполезного в борьбе с ними рослого тела, – бежим в дом!
Беспорядочно размахивая руками, парни, охваченные неподдельным ужасом быть сильно покусанными, бросились к дому, пчелы же упорно гнались за ними и безжалостно жалили куда попало.
Тем временем Стася стремительно бежала через лес. Ветки царапали распаренное от бега, искаженное от страха лицо, колючие травы цеплялись за подол порванной в нескольких местах юбки. Загрубевшими подошвам босых ног, привычных к ласковой луговой траве и даже к жесткому жнивью, в лесу уже не было столь вольготно: каждый последующий шаг, особенно в тех местах, где на земле валялись сухие ветки и сосновые шишки, прикрытые розовыми невинными колокольчиками или низкорослым папоротником, сопровождался невыносимой болью. Девушка продолжала бежать, но уже не так резво, чувствуя, что с каждым с трудом преодоленным метром силы начинают ее покидать. И все ж неизвестно, как долго она могла еще бежать в горячке, если бы случайно не запнулась о коричневый корень корявой сосны, как будто специально кем-то запрятанный в густой траве, похожей на переплетенные плети ежевики. Через нее
Не успела девушка подняться, как сверху навалился парень с обезображенным шрамом лицом. Зажав ее раскрытый в крике рот вонючей, мокрой от пота ладонью, он сквозь стиснутые зубы угрожающе процедил:
– Пикнешь, убью.
Неловко упершись ему в грудь слабыми кулачками, Стася принялась извиваться, пытаясь сбросить с себя ненавистное тело парня, одежда которого источала невыносимый удушливый запах сырой земли и почему-то мочи. Но бандит сноровисто перехватил ее руки и завел ей же за спину, плотно прижал к земле ее же телом, а свободной своей рукой быстро завернул подол и без того задранной юбки ей на голову и туго завязал в узел. Теперь, сколько бы Стася ни извивалась и ни брыкалась, печальные последствия для нее были предрешены. Тогда девушка плотно свела оголенные белые ноги и согнула их в коленях, давая понять, что не намерена мириться со своим безнадежным положением и просто так с девичьей невинностью не расстанется.
Увидев ее белоснежную кожу и темный шерстистый мысок внизу напрягшегося живота, покрывшегося блестящим потом в предчувствии того, что через минуту с ней произойдет в первый раз то, что, собственно, должно случиться лишь после свадьбы с любимым, Виерстурс совсем потерял голову. Он дрожащими руками завернул на девушке дешевенькую кофту, обнажив ее упругие груди с острыми пуговками розовых сосков. Затем быстро привстал на колени, отбросил автомат в сторону и, спустив галифе, навалился сверху на девушку, пытаясь своим телом раздвинуть ее плотно сжатые, согнутые в коленях ноги.
От бессилия что-либо предпринять против насильника Стася зло сжала губы и горько заплакала, тонко поскуливая, как щеночек, которого обидели злые люди. Она не видела, как в этот момент появился Каспар, только почувствовала присутствие другого человека. Судя по тому, как он сипло и загнанно дышал, парню пришлось очень сильно поторопиться, чтобы успеть самому снять сливки, о которых он час назад упоминал.
– Отошел, – сказал он приятелю дрожащим, хриплым от вожделения голосом, потому что от вида обнаженного тела девушки у него у самого мигом пересохло в горле. – Быстро.
Не дожидаясь, когда Виерстурс уступит место, Каспар бесцеремонно схватил его за шиворот и рывком скинул со Стаси. Затем лихорадочными движениями спустил с себя галифе, стал на колени и коротко ударил девушку кулаком в напрягшийся живот. От резкой боли Стася вскрикнула и разжала ноги, чем и воспользовался насильник.
Девушка не помнила, в какой момент потеряла сознание. Все, что осталось в памяти, это красные кроличьи глаза блондина, его потные трясущиеся руки, беззастенчиво шарящие по ее телу, его тяжкое сопенье возле ее лица и резкие движения, которые как будто разрывали ее изнутри. А потом извращенец захотел, чтобы девушка поцеловала его в губы; порвал завернутую на ее лицо юбку и кофту и принялся ловить своими темными отвратительными губами ее по-девичьи свежие алые губы.
Стиснув зубы, Стася неистово мотала головой, стараясь увернуться. Тогда бандит схватил ее нежные щеки своими твердыми пальцами и сжал их как клещами, от боли она разомкнула рот, и он впился в ее губы своим ртом. Этот похотливый подонок кусал и сосал их с наслаждением, как будто он был не человек, а вампир и стремился вытянуть из нее последние жизненные соки.
От отвращения девушка почувствовала рвотные позывы, несколько раз дернулась, сглатывая рвавшееся наружу содержимое желудка, но не смогла себя пересилить, и ее вырвало утренним завтраком прямо в лицо бандиту.