Лесные палачи
Шрифт:
Сегодня наживкой был Илья Журавлев, переодетый в женщину и умело накрашенный искусными руками старенькой гримерши из местного драмтеатра. По словам Орлова, пожилая коммунистка даже предложила себя в качестве праздношатающейся по парку девушки, так сказать, вспомнить революционные годы, но он якобы не разрешил. Рассказывая все это, майор ржал как сивый мерин, вспоминая недовольное лицо женщины, (в этом месте Климент Петрович не сдержался и сам невольно улыбнулся). И смех и грех.
Сокрушенно мотнув седой породистой головой, генерал присел на стул, потом порывисто поднялся и упругим шагом торопливо направился к рабочему столу. Выдвинув верхний ящик, достал оттуда позолоченный массивный портсигар с гербом Советского Союза на крышке и
Из-за ранения в легкое он три года уже не курил, но привычка нюхать папиросы перед тем, как закурить, у него осталась. Генерал вынул одну папиросу, аккуратно, с чувством внутреннего благоговения помял ее подушечками шишковатых в суставах пальцев, поднес к носу, принялся глубоко вдыхать, насыщая раненые легкие приятным запахом табака.
– Хорошо, – буркнул он, когда вдоволь насытился привычным с семи лет, когда закурил в первый раз, запахом. – А то даже мыслями тяжело ворочать. Я и не знал, что они бывают столь неподъемными.
Климент Петрович с довольным видом хмыкнул, сделав для себя неожиданное открытие.
– Да-а, – протянул он неопределенно и принялся вновь ходить по кабинету, машинально постукивая пустым концом папиросы по портсигару. – Ну и дела-а. Вот они мне задачку задали. Вместо Орлова, допустим, я временно исполняющим назначу Василия Федорова. Парень он ответственный и в работе рьяный… на такого можно положиться. Но опять-таки одной единицы будет не хватать. Придется подбирать кого-нибудь из других служб на место Журавлева. Только хрен ты его кем заменишь. Такие ценные кадры, и на тебе… Куда-то к черту на кулички отправлять! – едва ли не со стоном произнес он и болезненно поморщился. – Да еще, не дай бог, бандиты пристрелят их. Где я потом таких специалистов найду? Не было печали, так купила баба порося, – зло выругался генерал и вдруг замер на месте, почувствовав взгляд со стороны. Чувство было столь явственным, что он рывком поднял голову и оглянулся, повернувшись всем корпусом: с портрета на стене на него осуждающе смотрел генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин.
Вождь сидел боком за своим рабочим столом в Кремле, облокотившись правой рукой на его поверхность, и, подпирая слегка сжатым кулаком подбородок, внимательно глядел на генерала. Весь его облик с раскрытой на столе толстой книгой для записей и его желтые, как у тигра, глаза с мудрым прищуром как бы говорили: «Что ж ты, Климент, за человек такой? Тебе партия, советский народ доверили возглавить одно из наиболее ответственных учреждений, чтобы ты боролся не на живот, а на смерть со всякими отщепенцами и преступными элементами, которые не дают спокойно жить трудовому народу, так и норовят совершить какую-либо диверсию по отношению к советской власти, а ты тут проникся жалостью к сотрудникам, которые в силу своей профессии просто обязаны находиться в первых рядах в борьбе с врагами и другими несознательными гражданами. Думаешь, мне легко управлять такой огромной страной? Но я же не скулю, а стараюсь обеспечить нашему народу достойную жизнь. Такую жестокую войну выиграли, а тут с какими-то коллаборационистами не справимся, да быть такого не может. Тех, кто не дает достойно жить гражданам Советского Союза, надо без жалости выкорчевывать с нашей ухоженной поляны, чтобы росткам было просторно и свежо. Так что засунь свою жалость… сам знаешь куда и отправь Орлова и Журавлева на помощь нашим латвийским товарищам. Прибалтийские Советские социалистические республики – новые республики в составе Советского Союза, и от того, как сложится в них жизнь для простого человека, будет зависеть о-очень многое».
Климент Петрович невольно подтянулся, глядя на портрет. От неловкости за свои недавние мысли о том, что, будь его воля, ни за
Генерал по-военному четко повернулся, направился к столу, засовывая по пути папиросу в портсигар, который тут же вернул в ящик стола. Хмуря темные, с заметной проседью брови, взглянул на циферблат больших напольных часов, стоявших в углу кабинета. Крупные резные стрелки показывали двадцать два часа пятьдесят минут.
Пресняков перевел озабоченный взгляд на окно. За распахнутыми створками заметно сгустились сумерки: развесистый тополь, у которого час назад легко было разглядеть каждый лист, теперь выглядел серой неровной глыбой на фоне темного голубеющего неба с узкой, нежного розового цвета полосой над островерхими крышами пятиэтажек.
Генерал непроизвольно сжал пухлый кулак, с досадой впечатал его в крышку стола. Услышав на улице шум мотора, с нетерпеливой поспешностью подошел к окну, выглянул наружу, свесившись наполовину в оконный проем.
В свете мутных желтых фонарей у подъезда было видно, как из остановившегося внизу автобуса ЗиС-8, принадлежавшего управлению, Орлов за шкирку бесцеремонно выволок какого-то низкорослого типа и, методично пиная его коленями под зад, погнал к дверям. Пресняков даже слышал, как злой до невозможности Клим при этом утробным голосом рычал: «Иди, сволочь. Отгулял ты свое, подлюка, вышка тебе светит. Потрошитель… Будь моя воля, я бы тебя сей момент собственноручно на куски порезал. Гнида».
Следом за ними из автобуса гурьбой вывалились другие участники задержания. Возбужденно переговариваясь об успешном завершении операции, они одобрительно похлопывали по плечам своего товарища Илью Журавлева. Оказывается, он до того искусно вжился в роль, изображая праздно гулявшую девушку, что насильник и душегуб ни на миг не усомнился в том, что это настоящая девушка, а не переодетый сотрудник уголовного розыска. Каково же было его изумление, когда Журавлев ловким приемом выбил у него из рук остро отточенный сапожный нож, мощным ударом кулака между глаз сломал ему нос, потом повалил на землю и надавил в спину коленом с такой силой, что у насильника перехватило дыхание.
Стеснительно улыбаясь одной стороной обветренных губ, Илья устало передвигал вдруг ослабевшие ноги, с ожесточением вытирал изнанкой женского парика со своего бледного потного лица театральную краску и косметику.
«Перенервничал парень, – с сочувствием подумал Климент Петрович, наблюдая со второго этажа за своими сотрудниками, в тесном окружении которых с трудом передвигался Илья, скребя по асфальту женскими ботинками неожиданно большого размера. – Но ничего, – снова, но уже одобрительно подумал генерал с легкой усмешкой и облегченно вздохнул, – главное, что взяли эту сволочь».
– Журавлев! – окликнул он из окна Илью; и когда тот поднял голову, сказал: – Зайдите ко мне с Орловым!
– Слушаюсь, товарищ генерал, – тотчас отозвался снизу Илья, придавая голосу уверенной бодрости, чтобы начальство не подумало, что он раскис и все еще переживает по поводу недавней схватки с душегубом, который ведь и его мог запросто ножичком освежевать.
Пресняков вернулся к столу; на миг задержавшись возле портрета генералиссимуса, с заметной гордостью вслух сказал:
– Работаем, товарищ Сталин. – И уже садясь за стол, негромко проговорил: – И парней я своих обязательно пошлю в Западную Латвию. Можете не сомневаться, они там такого шороха наведут, что не только недобитым коллаборационистам-националистам, но и чертям станет тошно.