Лесовик
Шрифт:
Умницы собаки не давались зверю, крутились вокруг него, выманивая в нашу сторону. А когда до того осталось метров семь, события стремительно ускорились. Медведь пошёл как-то боком, быстро развернулся и кинулся на Первушу. Тот скользнул в сторону и ткнул рогатиной, но не совсем удачно, попал зверю в пах. При этом обе собаки повисли на задних лапах медведя. Момент истины — воздух уплотнился и я протупил мгновение, а потом в два прыжка достал зверя и с силой вонзил наконечник в переднюю часть туловища. Попал в район шеи, чуть ниже. Еле удержал ратовище, когда тот попытался вывернуться. Но удержал оружие, уперев в землю. Теперь кто кого. От его пасти дохнуло смрадом и густым звериным запахом. От дикого рёва заложило уши, но я упёрся опорной ногой в корень дерева. Последний рывок, и зверь издал совсем человеческий вздох, только усиленный многократно.
Я сидел обессиленный, руки изрядно потряхивало, спина ныла от внезапной нагрузки. А когда адреналин перестал будоражить кровь, я смог наконец оглядеться. Собаки уже перестали рвать шкуру поверженного врага и успокоились. Гунька вылизывает мне руку, сам не понял, когда вляпался в кровищу, вся кисть запачкана.
А Первуша уже суетится около туши с ножом в руках. Он начал с грудины. Будто снимая шубу, вскрывал острым ножом. Собачки уже пировали парным мясом. А меня немного замутило от этой картинки. Первуша вырезал сердце и предложил мне. Я только отрицательно помахал головой:
— А зря, очень полезно, силушку прибавляет и болеть не будешь.
Хм, пришлось мне нарезать маленькими кусочками кровоточащий кусок и жевать, борясь с тошнотой. Через час перед нами лежала на земле шкура, а на ней наиболее ценные куски медвежатины. Первым делом Первуша отделил голову, потом с моей помощью разделил тушу вдоль позвоночника на две половины. Затем настала очередь шеи, лап и грудины.
— Ты вот что, парень. Подожди здесь, а я мужиков приведу. Сами мы не дотащим. Придётся правда поделиться, зато все довольны останутся.
А я что, я только за. Зря напарник так настороженно на меня смотрит. Я-то, как раз, кровно заинтересован в налаживании отношений с деревенскими.
Даже успел покемарить, и только Гунька подняла истерику, когда неподалёку нарисовалась пара волков. Пришлось мне встать и шугануть воришек. Те всё правильно поняли, тем более что сейчас лето и еды в лесу хватает. А часа через два подошли наши. Три настороженных мужичка привели двух неказистых лошадок. Они споро упаковали добычу, на земле осталась только требуха. Даже башку прибрали и мы тронулись в обратный путь.
— Не, Акулина, пущай лучше нам посуды принесут. Сколько можно из котелка есть.
Я уже третий день живу в доме у старухи. Первуша, когда навестил нас и отдал нашу долю, сразу поинтересовался — что будем делать с почти семью пудами медвежатины.
Самое деликатесное — это лапы, они великолепны в тушёном виде. А остальное — можно и жарить, и варить. Даже котлетки рубленные из медвежатины получаются очень даже неплохие. Но, учитывая, что на улице жара, а морозилки или ледника рядом нет, то нужно отдавать людям.
Натуральный обмен, мы оставляем себе полпуда отборного мяса, остальное пойдёт в дело на основе взаиморасчёта. Молочко, овощи, зерно и крупы. Да даже та же одежда или посуда. У народа много чего интересного на руках имеется, купцы-то нас посещают регулярно. Но тут уже Акулина взялась за дело. А я ей только шепчу, что мясо ещё будет, пусть она крутится.
И да, меня уговорили не уходить сразу в лес. Мужики, как мы вернулись из леса, переглянулись и похлопали меня по плечу. Типа признали своим, а когда я прошёлся по улице, никто даже криво в мою сторону не посмотрел. Вот как лихо я авторитет зарабатываю. Профессия лесного промысловика у нас весьма уважаема. Мясо оно и в Африке мясо, и добыть его не просто. Это кажется, что лес прокормит. Кого-то может быть и прокормит, но основная масса сидят на земле и выращивают зерно с овощами.
Моя хозяйка лихо расторговалась и теперича у нас имеются семь несушек с петухом. Пришлось мне поплотничать и отремонтировать сарай для кур. Чтобы лиса или другой любитель полакомиться не залез. Гунька там же обитает, в дом не пускаю. Уж больно она духовита, а мыться не даётся. К тому же постоянно чешется, живность её донимает. А я категорически не переношу это дело.
Так я и стал промысловиком. У меня даже помощник нарисовался, Стёпка. Он, как и я, сирота. Пацану лет восемь, тоже мыкается. Там поможет, тут подсобит. Частенько помогает деревенскому пастуху. А в последнее время к нам зачастил. Парень услужливый, бабке воды натягает, дров наколет, по хозяйству поможет, огород опять-таки. А ещё у него маленькая сестра Божена, той лет пять, совсем кроха. Ходит в рванине и вся замызганная. Ну мы с Акулиной и переглянулись. Я сейчас навроде хозяина. Дом то её конечно,
Да, мужики в воду по собственной воле не заходили, только по необходимости. Бабы ещё бельё полоскали с мостков ниже по течению, и разве что пацанва ныряла за раками. Но чтобы плавать и ловить кайф от этого — не было такого. Да и не умели плавать. Если глубина по грудь, то сразу паниковали. А сколько слухов и легенд про водяных и навок (души детей, погибших насильственной смертью), русалок всех видов и размеров (последние — утопленицы), прячущихся в глубоком омуте — один страшнее другого. Хотя допускаю, что тут водятся крупные представители водных обитателей, те же сомы и щуки.
Вот и Стёпка по-первой с ужасом смотрел на меня, радостно гогочущего и отфыркивающегося. Я же с удовольствием нырял и плавал. Порой давая неторопливому течению отнести меня вниз, а потом напрягая силы возвращался. Но убежать ему совесть не позволяла, так и сидел, прижимая к себе притихшую Гуньку. А потом, как верный оруженосец, тащил за мной грязные порты и рубаху. Стирать самому уже не обязательно, есть кому этим заняться.
А когда я на следующий раз собрался в лес без пацана, так тот убежал. Обиделся и прятался от всех два дня. Прикинув, я решил, что пользы от него больше, чем вреда. Ходить по лесу, правда, не умеет. Так наши деревенские тоже шумят. Идут и их сопровождает треск веток и широкая просека примятой травы. Вот я даже не задумываюсь, выбираю такие направления, чтобы после себя не оставлять легко читаемые следы. Зачастую мне удаётся подобраться за дистанцию уверенного поражения камнем из пращи только благодаря особому шагу. Для этого нужно правильно распределять нагрузку на подошву, принимая вес не на пятку, а на всю поверхность и слегка пружинить ногами при этом. Ну это давно у меня получается на автомате. Я предпочитаю двигаться по траве или мягкой земле, когда выслеживаю добычу. А вот ежели не хочу оставлять следы, то наоборот предпочитаю каменистую поверхность. По-прежнему япередвигаюсь босиком. Так мне привычнее и безопаснее. Нога не скользит, да и наросшая кожа сродни копыту, не даёт пораниться на каменистой осыпи. А вот в деревне я одеваю плетёнки с лыка или суконные онучи. Статус, так сказать, подчёркиваю.
Ну и есть у меня свои хитрости. К зверю надо подбираться против ветра. Обоняния у него чуткое, почует задолго. Особое отношение у меня к болотистой местности. Там предпочитает гнездиться птица, да и крупные звери приходят полакомиться луковицами растений, в изобилии растущих по краю болота. Наши деревенские вообще не приближались к топи. Оно ведь как? Кажется, что обычная травка и деревья растут. А под ними опасный зыбун, только чавкнет и нет человека. Я неплохо изучил все подходы. Да и есть там свои признаки. Так растительность на болоте имеет белесоватый цвет. Ну это если присмотреться. Я всегда беру с собой длинную палку. Порой поверхность вполне привычная и вроде крепко держит, а ткнёшь палкой, она и провалилась. Топь она суеты не любит, двигаться надо неторопливо и размеренно. Но в принципе согласен — не знаю броду, не лезь в воду. Я это делаю осторожно, да и привыкший уже. Просто, когда я был полудурком, шастал по лесу, даже не понимая опасности от него. Но, то ли всевышний и в самом деле благоволит блаженным и убогим, то ли отцовские гены и некий опыт, переданным им сыну сказался. Но для меня лес — это дом родной.