Лесовик
Шрифт:
Переночевав, мы засобирались домой. А я побежал в церковь, прихватив кувшин с маслом. Приметил, что бабки подливают его в светильники, которые представляли собой плошки с маслом и плавающий внутри шерстяной фитиль.
Батюшки в церкви не оказалось, но дар у меня приняла его благоверная попадья. Женщине лет сорок, полная и румяная. Мне она понравилась. Оглядев меня махнула рукой, типа иди за мной. Позади к храму пристроено жильё. В доме тепло и уютно. Меня даже угостили чаем, роль которого выполнял травяной настой.
— А это поставь в углу. Не дело вооружённым приходить в храм.
Вот же углядела глазастая, я главу шестопёра закутал в тряпку, только рукоять и видно из-под полы.
— Расскажи-ка мне, чем занимаешься? Разумеешь ли грамоту?
С последним я запнулся. Дело в том, что всю полусознательную жизнь меня кроме как «придурок» и «убогий», иначе и не упоминали. Позже, когда это делать стало опасно для здоровья, кликали по роду занятий «ловец». Имея в виду, что я выслеживаю добычу. И только недавно я узнал, что при рождении мне дали крестильное имя Алексий. Стало быть Лёшка, Алексей. Но я не привык к этой погремухе, почти шесть десятков лет меня звали Владимиром. А сейчас вот произнёс своё имя и даже прислушался к непривычному звучанию. Вроде неплохо, пусть будет Алексий.
От тепла и добрых слов я разоткровенничался. Ну, насколько можно было. Упомянул, что пошёл по следам отца, охотничаю. Грамоте немного обучен, знаю счёт. Но давно не практиковался. Оставшись сиротой, зарабатывал на жизнь промыслом лесным.
Назад я ехал довольный. Попадья и сама мне невольно помогла. Я теперь точно знаю и место, и время своего провала в прошлое. Сейчас идёт 6453 год от сотворения мира. Если Иисус родился в 5508 году, стало быть, сейчас 1445 год. А это плюс-минус время начала правления Ивана III. Самый крупный город, который лежит севернее нас — это Переславль. Не тот который на юге под Киевом, и не Рязанский, а Переславль-Залеский. Это центр северо-восточной Руси. Ещё севернее лежат города Ростов, Ярославль и Кострома, на западе Тверь, с востока пристроилась Суздаль. А вот на юге Москва и Муром. Целый букет, россыпь городов русских.
— Ааах, как же здорово, — я вылетел из парной и заорал от восторга, погрузившись с головой в сугроб пушистого снега. Это был уже третий подход, но восторг от действа по-прежнему заставил меня спугнуть своим диким воплем ворон с деревьев.
Пошёл месяц с нашей поездки в селище Монастырщино. Меня затянула неторопливая деревенская жизнь. Раз в неделю я отправлялся в лес выслеживать добычу. Пытался ставить силки на зайцев, но быстро понял, что это не моё. Раз на раз не приходилось, но в целом удача мне сопутствовала. Если я не находил следы крупной живности, то отправлялся в сосновник. Охота на тетерева-косача требует осторожности. Если высмотрел лунку, где он прячется, то нужно как минёру осторожно выдвигаться на дистанцию уверенного поражения. А вот глухарь любит осинник, но приходится выслеживать его. И когда он вечером спускается вниз, надо прикидывать место его ночёвки. А по утру можно и поохотится. В среднем вес тушки достигает пяти-шести килограммов деликатесного мяса.
Когда Акулина выменяла добытое мною мясо на бронзовое зеркало, то я подумал, что баба сошла сума. За безделицу, размером с две моих ладони она отдала мою добычу с последнего выхода. Полированная бронза сильно искажала реальную картинку, но зато я впервые смог увидеть свою физиономию. А когда моя хозяйка обкорнала мою бороду острым ножом, то передо мной предстал абсолютно незнакомый парень. Отросшая неаккуратная борода сильно меня старила, а теперь передо мной довольно молодой парниша лет двадцати восьми, может и моложе. А ведь прежде я казался по отражению в воде довольно пожилым мужчиной.
Скуластая физиономия, серые глаза и тёмно-русый волос. Упрямые губы, бородка скрывает шрам, тянущийся от правой щеки и выныривающий под левой частью тяжёлого подбородка. Шрам рваный и явно нанесён не режущим оружием. Я не помню подробностей, связанных с ним. Но, мне кажется, что это след бытовой травмы. Голова с шапкой каштановых волос посажена на крепкую шею.
Вообще за последнее время я отъелся и достаточное количество белковой пищи привело к тому, что я теперь уже не напоминаю тот жилистый
Вокруг деревни дорог, в принципе, и нет. Нам просто некуда торить зимник. Для этого больше всего подходит русло реки. По нему легко добраться до села, а оттуда и до города. Как таковые, санные тропы были вдоль деревни. Но уходили не более чем на пару верст, наши рубили сухие деревья на топливо и вывозили на лошадях. А я, чаще всего не ориентировался на тропы. В лесу свои дорожки, звери прокладывают только им ведомые пути к кормовым местам.
На этот раз я спустился на лёд, покрытый недавно выпавшим снегом. В принципе необходимости в серьёзной охоте не имелось. Но мне захотелось проветриться, заодно проверить следы. Для этого я решил спуститься на лёд и пройти несколько вёрст. А там уже обогнуть сосновник с севера и проверить свои охотничьи делянки. Удалось удачно застать врасплох тетерева-косача и подвесив его на пояс, я продолжил обход. Но неожиданно начала портится погода, задул противный колючий ветер, и я решил возвращаться. Само собой, спустился к реке, чтобы быстрее добраться до дома. Позёмка стала превращаться в весьма неприятную историю. Завьюжило, но главное это происходила на моих глазах. Буквально в течении нескольких минут, лёгкий ветерок превратился в настойчивую, бьющую в лицо колючим снегом метель. Благо, я не промахнусь, по реке минут сорок и вон наш берег.
Глава 7
Я не сразу заметил неладное, а вот Гунька подняла истерику, начав облаивать темнеющую груду. Подойдя ближе, опознал сани. Их загнали по резкий обрыв, наверняка я уже проходил мимо них несколько часов назад и не обратил внимания.
Руками разгрёб снег, в санях пусто. Пара мешков из грубой ткани на досках. А вот что меня насторожило — это пятна крови на деревянной раме. Исследовав место понял, что тут произошло нападение. Кто ехал и что вёз — непонятно. Но груз исчез, пара лошадей из упряжки тоже вблизи не наблюдается, зато я нашёл труп раздетого человека. Его уже скрючило от мороза, но тело ещё не вмерзло в твёрдый наст. На пострадавшем только исподнее бельё и крестик на шее. Покойный был при жизни весьма дородным товарищем. Я с трудом поднял его и уложил в сани. Надо будет вернуться и похоронить его по-человечески.
Неожиданна опять залаяла Гунька, она в стороне нашла что-то интересное и сейчас пытается рыть своими лапками снег.
Присыпанное снежком лежит ещё одно тело. Тоже в одном исподнем, но этот ещё живой. Дышит. Межуясь, я поспорил сам с собой и решил, что нужно попытаться его спасти. Можно, конечно развести костёр и его отогреть. Но у мужика разбита голова, лицо залито кровью, а до деревни, если быстро идти, не так далече.
Я скинул с себя зипун и набросил на раненного.
Остался в одной жилетке, но в принципе замёрзнуть не должен. Сегодня градусов пятнадцать всего. Взвалив тело на спину, я попёр по еле угадываемой дорожке, которую проторил несколько пару часов назад. А когда я взобрался на наш берег, от меня валил пар. Никого не встретив, я быстро добрался до дома.
— Батюшки, — заблажила Акулина, — где же ты его подобрал? Поди разбойник-душегуб какой?
— Не знаю, нашёл сани и тело рядом. А этот лежал в кустах с пробитой головой.
Пока моя хозяйка причитала, я пошёл топить баньку. Не думаю, что пострадавшему помешает прогреться после лежания в снегу.
Когда вернулся, обнаружил, что страдальца уже перевязали и сейчас Акулина пробует втолкнуть ложкой ему между зубов горячий травяной взвар. А тот пока безучастно лежит поленом, не реагируя на раздражители.