Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Смертельная болезнь. Местные не знают способов лечения; тот, кто подцепил эту дрянь, предоставлен сам себе. Медицина в Кши-На среднепродвинутая, для такого уровня развития цивилизации - весьма неплохая, но, приблизительно понимая, что такое бактерия, и отменно обращаясь с ранами, здесь ещё понятия не имеют, что такое вирус.
Хуже того: я тоже не знаю, что делать.
Наши биологи не занимаются местной патанатомией. Аборигены сильно отличаются от нас, настолько сильно, что, в сущности, здешнюю медицину землянам пришлось бы создавать с нуля - если бы это только
Да и то, ведь вступиться за ограбленного - естественный поступок, о котором все, кроме благодарного уцелевшего, забудут через неделю, а вот исцелить смертельно больного - это чудо. Немедленно прослышат, будут болтать; целитель - не костоправ, целитель - полубог, и вот ты благополучно херишь миссию, возясь с больными туземцами. К тому же, я вовсе не медик. Я знаю, как пользоваться аптечкой, мне предоставили информацию о симптомах самых распространённых местных болячек (странно бы смотрелся на Земле соглядатай, не знающий, что такое насморк!), но и не более того.
Допустим, я понял: у парня осложнение зимней лихорадки. От этого умирают - аборигены, естественно. Земляне защищены биоблокадой, но и так, скорее всего, не передалась бы местная зараза - другая у нас биохимия. Что я должен делать? Погоревать вместе с родными мальчишки и записать похоронный обряд - приличных похорон в банке данных ещё нет.
Тем более, этого Ма-И я почти не знаю. Он замкнутый и неразговорчивый, шумных сборищ не любит, внимания к себе особенно не привлекает. То читает, то рисует. Со старшими братьями только отрабатывает фехтовальную технику. Фехтовальщик - не фонтан, совсем. На старших, да и на младшего, не похож особенно: они - сплошной драйв и натиск, а он - тихоня и, кажется, мямля...
Всё равно не жилец, думаю я и несу ему горячий отвар с сиропом, а заодно прихватываю и свою торбу - на всякий случай. Но не собираюсь ничего применять. Во-первых, нельзя. Во-вторых, если парень и выкарабкается сейчас - убьют потом, на поединке. Тихоньких тут не слишком любят, ими почти брезгают.
Пока я готовил отвар, Ра зажёг фонарик в своей комнате. Настоящих дверей тут нет, дверные проемы задвигаются выдвижной панелькой, как в купе; местные жители ценят уединение, не теснятся, как часто бывает в такую эпоху. Панелька отодвинута - Ра ждет, когда я приду.
Ма-И дремлет на тахте Ра. Он очень бледен, губы синие; светлые волосы прилипли к лицу. Свернулся клубочком, дышит с таким хрипом, что от двери слышно. Грудь ходит ходуном, как у задыхающегося. Всё вместе выглядит очень впечатляюще, даже для неспециалиста.
Ра сидит рядом на коленях, гладит Ма-И по щеке, по плечам, кусает губы. Поворачивается ко мне:
– Будить ли Мать? Будить ли Отца? Госпожа Лью говорила - ты понимаешь в болезнях...
Ну да. Это ты спрашиваешь, доживет ли твой братишка до утра. Хороший вопрос. А я знаю?
– Господин, - говорю я, - так
Ра обхватывает себя за плечи. Мнется.
– Иди, иди!
– говорю я грубо.
– Вытолкать тебя, что ли?
Дикарское хамство, как всегда, срабатывает лучше, чем изысканная светскость. Ра кивает, выходит. Я присаживаюсь на край тахты, спиной к двери.
Что ж мне с тобой делать, Ма-И, думаю я. По уму, тебе нужны антибиотики, кислород, капельница с чем-нибудь, поддерживающим сердце, и наблюдение специалиста. И этого всего ты, конечно, ни при какой погоде не получишь. За сеанс экстренной связи с базой мне комконовцы голову оторвут, да тебе этот сеанс ничего и не даст: у биологов будет одно на языке - не смогу ли я доставить им твой труп для вскрытия?
Они вас не любят, биологи. Ваших животных, ваши растения - другое дело. Но вас самих считают ошибкой природы - в этом они заодно с КомКоном. Агрессивными мутантами считают, недочеловеками, примитивной культурой. Материалом для препаратов.
Не будем звать биологов.
Ма-И дёргается и кашляет. Кашляет, кашляет и кашляет, до рвотных позывов. Но крови на губах, вроде бы, пока не видно. Я разламываю очередную капсулу нейростимулятора - что ещё я могу сделать?
– и держу голову Ма-И, так, чтобы он хоть сколько-нибудь вдохнул.
Он судорожно втягивает воздух, всхлипывает. Он горячий, дыхание как из печки - и горячими пальцами вцепляется в мою руку. Смотрит, мутно:
– Ник, это ты? У меня вот тут что-то... развяжи вот...
– и свободной рукой пытается ослабить воображаемую удавку на горле.
И я пропадаю. Фундаментально нарушаю устав. В конце концов, ему всего лет семнадцать, а бросать на произвол судьбы ребенка, даже инопланетного ребенка, нелюдя и эволюционное извращение - мне нестерпимо.
Ладно, выговор мне получать ещё не скоро!
– Сейчас полегчает, не бойся, - говорю я. Треплю его по голове, достаю из своей чародейской торбочки шприц с дозой биоблокады. Дьявол, этого делать нельзя, нельзя, нельзя! Клинически не опробовано, он - чужак, его наша биохимия может просто убить на месте... но нет у меня больше ничего. Горские боги дадут - биоблокада убьёт только вирус, относительно не тронув иммунную систему.
– Будет чуточку неприятно, а потом легче, - обещаю я и втыкаю шприц в еле заметно выступающую на запястье вену.
Да уж, неприятно ему не чуточку! Кашель сгибает его пополам, он задыхается, цепляется за меня - а мне остается только совать к его носу всё ту же сломанную капсулу и уговаривать:
– Ну давай, Ма-И, дыши, дыши! Не валяй дурака.
Чувствую себя ужасно. Вот сейчас он умрёт, а меня обвинят в грязном колдовстве и причинении порчи - а вот нечего молиться у постели юного Князя кому попало! Дурак я, дурак! Дорога в ад вымощена благими намерениями...
В комнату заглядывает Ра, отшатывается.