Лестница в небо
Шрифт:
– Раф?! – это явно Донателло.
– Рафаэль? – толкнув створку, Кадзэ бросился к кровати, напуганный той тревогой, что густой взвесью заполняла комнату.
Темнота вокруг просто вибрировала сжатым, как пружина, раздражением, недовольством и – почему-то – испугом, который вспыхнул особенно ярко.
Что попало под ногу, он так и не понял, потеряв равновесие.
«Не надо было так торопиться. Ты же знаешь, что еще плохо ориентируешься…»
– Бофу! – кто-то подхватил его и удержал от неизбежного падения на пол.
Голос.
Незнакомый
Кто еще мог так его назвать, кроме малыша Ёдзи, который и дал это прозвище? Что с ним случилось, если это закричал он? Почему такой голос?
Руки исчезли, а вокруг повисла странная тишина, прерываемая только дыханием сразу нескольких человек. Встревоженным, сердитым, напуганным дыханием, которое звучало со всех сторон.
«Это он! – Кадзэ ощутил большой теплый шар, лопнувший где-то внутри и разлетевшийся коротким импульсом до самых кончиков пальцев. – Это Ёдзи. Я просто забыл его голос… я с ума сошел…»
Он присел на корточки и протянул руки на звук, понимая, что, возможно, малыш сперва бросился к нему, а потом испугался его уродливой внешности.
Ведь он помнил Кадзэ совсем другим – с двумя глазами, нормальной рукой и без чудовищных сколов на пластроне. Да и ссадины и синяки, оставшиеся после короткого плена и взрыва, наверняка, еще не все сошли.
– Ёдзи, не бойся. Это я.
Кадзэ водил головой из стороны в сторону, пытаясь поймать среди звуков дыхания одно – детское, более поверхностное и не такое размеренное.
Малыш напуган, значит, звук должен быть рваным и сбитым… Он сейчас успокоится и подойдет, он непременно узнает своего Бофу. Не может не узнать.
Ладони по-прежнему принимали пустоту…
– Ёдзи?..
«А может, он просто не может простить меня за то, что я исчез и так долго не появлялся? Я не задумывался, каково ему будет среди незнакомцев, вырванному из привычной жизни. Я думал только о том, как спасти, а о нем самом не подумал вообще. Конечно, он сердится на меня…»
Кодама сжался у стены, с затравленной паникой глядя на Бофу.
«Точно не узнает. Не поверит мне. Я бы тоже вот не поверил ни в жизни, если бы мне вместо него подсунули древнюю развалину…»
Он сглотнул, услышав тихое и вопросительное «Ёдзи», и чуть не закричал.
Он не думал ни о чем, бросившись вперед, чтобы поймать Бофу, и лишь когда их руки встретились, сообразил, что сделал.
«Ёдзи? Господи, да он же ждет, что ему на шею сейчас бросится сопливый пацан и обнимет руками и ногами, начнет носом в шею тыкаться! Бля, бежать надо куда подальше. Пусть лучше думает, что его Ёдзи где-то тут прячется, чем так разочаруется…»
– Ёдзи?..
В голосе Бофу просквозила отчетливая напряженная ожиданием боль, и Кодаме захотелось плюнуть на все и броситься обнимать того, кого он считал своим отцом и столько ждал.
Раньше Бофу казался ему высоким и очень сильным. Он
«Может, если сесть перед ним, тогда все лучше пройдет?..»
На губах Бофу погасла улыбка. Такая невозможная в прошлом, открытая и светлая… Кодама ведь так хотел научить его улыбаться назло всему свету и особенно гаду-Миднайту, который говорил, что это невозможно.
Возможно.
Это оказалось возможно.
Так почему же эта желанная улыбка погасла теперь?
Это он, Кодама, виноват в этом.
«Идиот! Скажи ему…»
Раф отпихнул руки Донни и сощурился, мечась пристальным взглядом с Кадзэ на Кодаму и обратно.
На долю секунды ему стало смешно, когда он увидел, как Кадзэ присел на корточки, открывая объятия навстречу Кодаме.
«Угу. Эдак, как раз за колени и обнимет».
А потом он осознал, что ослепший Кадзэ в последний раз видел мальчонку лет шести, который не отлипал от него и с радостью кидался на шею.
«Вот чего он по углам прятался. Идиот! Как будто это что-то меняет».
Он поднял взгляд на забившегося в угол Кодаму и дернул бровью, указав парню взглядом на Кадзэ.
«Давай, подойди и обними его. Он же сейчас рехнется».
– Ёдзи?..
Оно воткнулось в сердце сломанной иголкой, прозвучав так ломко и так больно, словно вены вскрыли на руке.
Лео подошел и осторожно положил Кадзэ руки на плечи, собираясь поднять его и увести. Лео, наверное, даже прав был сейчас, потому что сложные проблемы лучше всего решать не в стрессе, а успокоившись, помедитировав и взвесив все.
Вот только Раф был почему-то абсолютно уверен, что эту проблему надо решить немедленно. Просто так чувствовал, просто точно знал, что если дать им выйти из этой комнаты, то один накрутит себя еще больше, а второй загонится до того, что обязательно отыщет, в чем виноват и с какой крыши лучше прыгать.
Поймав взгляд старшего брата, Раф отрицательно мотнул головой и решительно потребовал:
– Кодама, иди сюда живо.
Дождавшись, когда тот приблизился, и не сводя взгляда с Кадзэ, Раф взял Кодаму за руку и чуть ли не силком всуну ее в раскрытые травянистые ладони.
– Хорош уже, – проворчал он, для верности сжав свои руки поверх. – Че прятаться-то? Как будто ты, по углам отсиживаясь, меньше станешь.
Кодама дернулся в сторону, но Раф удержал его, мысленно матернув больные ноги.
Вот вскочить бы сейчас и впихнуть этого придурка Кадзэ в объятия, подняв сперва того за шкирку с пола.
Ну, че такого-то? Ну, выросла детка, пока Шредер-дерьмец пытался приручить Кадзэ. Ну, бывает, бляха-муха! Никто же не умер, все тут, все хорошо у них у всех. Даже вон затворник-Юки прикатил на своем личном дилижансе!