Летнее Солнцестояние
Шрифт:
Но сейчас у нее едва ворочался язык от усталости, а потому она сделала несколько шагов вперед и сказала:
— Я заблудилась. Как мне вернуться в систему?
Услышав слово «система», Брекен глянул вниз, туда, где находился Данктон, вновь вспомнив о том, что сам он уже не является частью этой системы. Он не имел к ней никакого отношения. У него не было ни малейшего желания возвращаться туда, но ему было приятно, что его попросили о помощи. Он внимательно посмотрел на Ребекку. Она... от нее веяло необычайной теплотой или, скорее... Нет, он не мог ни выразить этого чувства, ни даже осознать его сколь-нибудь ясно.
— Я из Данктона,—
Она могла и не говорить этого — от нее явственно пахло лесом, и Брекену неожиданно вспомнился прогретый солнцем Бэрроу-Вэйл.
Впервые в жизни (со времени игр с Уиттир и Рутом) его просили указать путь, что давало ему возможность лишний раз поупражняться в ориентировании.
— Идем, — сказал он неожиданно довольным тоном. — Я покажу тебе дорогу.
Он прошмыгнул мимо кротихи и повел ее вниз, к одному из входов в систему, находившемуся под склонами. Брекену нравилось бежать вниз по мокрой листве, поворачивая то в одну, то в другую сторону, чувствовать позади дыхание другого крота, послушно следовавшего за ним. Остановившись возле нужной норы, он даже испытал некоторое сожаление от того, что путешествие это было таким кратким.
— Вот мы и на месте! Я же говорил, что это несложно.
Ему хотелось задержаться возле норы еще и поговорить с кротихой, но ее взгляд, обращенный на него, лишил Брекена дара речи, она же шагнула вперед и коснулась своей лапкой шрама на его плече. Она сделала это так ласково, что душа его затрепетала. Ему захотелось подойти к ней, дотронуться до нее, погрузить рыльце в мягкую шерсть на ее шейке... Это чувство так устрашило его, что теперь ему уже хотелось как можно быстрее сбежать и от кротихи, и от всего так или иначе связанного с той системой, в которой некогда жил и он.
— Как тебя зовут? — спросила она нежно.
— Брекен, — выпалил он, затем резко отвернулся от нее и устремился наверх. Он тут же испытал чрезвычайное облегчение от того, что остался один, хотя все еще ощущал на плече ласковое прикосновение ее лапки, — единственное, о чем он сейчас сожалел, так это о том, что не узнал имени этой кротихи.
— Меня зовут Ребекка! — кричала она ему вслед, но он уже не слышал ее крика, не видел того, как она побежала за ним, остановилась, обвела взглядом склоны и поспешила ко входу в туннель, который должен был привести ее в родную систему.
Часть II. Ребекка
Глава пятнадцатая
Безмолвие Камня. Крот может вслушиваться в него всю свою жизнь, но так и не внять ему. Оно же может коснуться его души в самый момент рождения, наделив силой, что поможет преодолевать все назначенные ему испытания.
Именно таким кротом был Босвелл, летописей из Аффингтона, в котором находились Священные Норы, крот, известный теперь всем и каждому как блаженный Босвелл.
Обеты, данные им в свое время, стали тяготить его, ибо сердце его искало иного. Он проводил день за днем в молитвах и медитациях, совершавшихся возле Поющего Камня, что стоял у подножия Аффингтонского Холма, — камня, известного всем кротам своей особой силой — силой истины. Он ждал откровения, которое позволило бы ему нарушить данные обеты и отправиться через меловые холмы и глинистые низины, через реку и болото к Древней Системе Данктона.
Наступил сентябрь, тот сентябрь, в который встретились Брекен и Ребекка; погода теперь то и дело менялась. С востока, со стороны Данктонского
Он уже пытался получить благословение на путешествие в далекий Данктон у самого Святого Крота, явившись к нему со своим Учителем Скитом. Святой Крот был очень добр, но благословения не дал, как о том и предупреждал Босвелла Скит.
— Я слишком ценю тебя, Босвелл. Кто лучше тебя знает тайны библиотек или древний язык, который забыли даже летописцы? И еще... — Святой Крот грустно глянул на Босвелла. — Ты ведь понимаешь, из подобных путешествий не возвращаются... Особенно такие, как ты, Босвелл.
И действительно, на что мог надеяться Босвелл, который от рождения был хромым? В детстве он с трудом ковылял на своих слабых лапках, даже не пытаясь сравняться со сверстниками ни в силе, ни в ловкости. То, что он вообще выжил, подобравшему его Скиту казалось чудом, указывавшим на редкостные умственные качества несчастного хромоножки.
Скит нашел Босвелла в системе, находившейся неподалеку от Аффингтона, и, взяв его под свою защиту, отвел в Священные Норы. Его привлекли к работам в библиотеках Аффингтона, поэтому еще до того, как Босвелл стал летописцем, он научился относиться к древним книгам с любовью и тем особым чувством, которое у летописцев было принято называть «радостью обладания».
Иные кроты шутили, что родной норой Босвелла была именно библиотека. Его испещренная седыми волосками, перепачканная мелом библиотечных стен шкура казалась такой же старой, как сами древние книги. Скоро летописцы уже привыкли к тому, что рядом с ними работает хрупкое создание, пытающееся совладать с огромными — больше его самого — книгами и при этом отказывающееся от их помощи. Вид Босвелла вызывал у них неизменную улыбку.
Освоив искусство летописцев в очень юном возрасте, он вызвал всеобщее уважение своими работами с целым рядом самых почитаемых священных текстов. Скажем, «Книга Земли» в ее нынешнем, исправленном виде, по сути, является творением Босвелла; «Книга Света», остававшаяся в течение долгого времени маловразумительным, понятным всего нескольким кротам текстом, была переведена и истолкована им же. А ведь он был еще совсем молод и видел всего одну Самую Долгую Ночь.
Весною же — той самой весною, когда родился Брекен, — Босвелл стал меняться. У него было сразу несколько наставников, но только Скит смог понять, что изменения, происходившие с ним, как-то связаны с текстом, на который Босвелл наткнулся в одном из самых темных уголков библиотеки. Манускрипт этот представлял собой кусок коры, спрятанный здесь, вероятно, не без некоего тайного умысла. Он имел на себе самую священную из всех печатей — белую бересту — знак Белого Крота.
Босвелл показал находку Скиту, своему главному наставнику, который тут же отнес ее к самому Святому Кроту, открывшему текст в присутствии одного Скита. Текст был написан на древнем языке и начинался такими словами: «Седам камени заветни и книг седморица...» В переводе на современный язык он звучал так: