Летний лагерь свингеров

Сципио Ник

Он заерзал. — Наверное, я просто хотел сказать... Ну... —

Я ждал.

— Наверное, я просто хотел сказать... ну... ты знаешь... —

Я улыбнулся, хотя и грустно. — Да, кажется, я знаю. —

— Хорошо. — сказал он с почти комическим облегчением в голосе. Затем он поднял глаза и одарил меня кривой усмешкой. — Мы с Гленом собираемся пойти выпить сегодня вечером. Ты и супер Джок хотите пойти? —

— Понятия не имею... —

— Давай, красавчик. — закричал он, — давай устроим ад! —

Я заставил

себя усмехнуться его энтузиазму. — Хорошо. — сказал я через мгновение.

Он ухмыльнулся, от уха до уха, хоть и немного глупо. Затем, так же внезапно, он протрезвел. Он хотел вернуться в свою комнату, но вместо этого остановился. — Эй, Пол? —

— Что? —

— Я... Мне очень жаль тебя и Джину. —

— Спасибо, Ти-Джей. — сказал я. — Это многое значит. —

К моему удивлению, он просто посмотрел мне в глаза и кивнул.

Не закадычные друзья. Подумал я. Но, может быть, он не так уж и плох.

На следующий день я позвонил родителям. Мы с Джиной решили скоординировать наши звонки, поэтому я представил, как она набирает номер, когда я делаю то же самое. С мрачным смешком я подумал, что она выглядит такой же угрюмой, как и я.

Ответила Эрин.

— Привет. — сказал я. — Как дела? —

Она сразу почувствовала мое настроение. — В чем дело? —

— Мы с Джиной расстались. —

— О, Пол. — сказала Эрин. — Мне очень жаль. Что случилось? —

Я рассказал ей историю, которую мы с Джиной придумали: мы разошлись с тех пор, как поступили в колледж, и решили отдохнуть от встреч друг с другом. Это была правда, но она упустила много неприятных деталей.

Главное, о чем мы договорились, было то, что мы не хотим, чтобы наши семьи пытались что-то исправить. Наши матери работали за кулисами в течение многих лет – иногда тихо, иногда нет, и мы не хотели, чтобы наши эмоциональные раны снова открылись после раунда «собери детей вместе».

Эрин задала мне кучу вопросов, и я ответил на них, но я не помню, что это было, или даже то, какими были мои ответы. Я уверен, что они имели смысл, но я не обращал внимания на это. Вместо этого я думал о Джине и о том, как сильно испортил наши отношения.

Когда я разговаривал с мамой, разговор был почти таким же, хотя я все ждал, что она подтолкнет меня к примирению с Джиной. Она этого не делала, и я был так потрясен, что спросил ее об этом.

— Ты уже несколько месяцев отдаляешься от меня, дорогой. — сказала она.

— Тогда почему ты ничего не сделала? —

— Почему ты ничего не сделал? —

Ай.

Она сделала паузу, чтобы тишина затянулась. — Мы с Элизабет думали, что это случится, но... —

— Тогда почему ты ничего не сказала? —

— Я так и сделала. Помнишь? —

— Наверное. — угрюмо ответил я.

— Ох, Пол. —сказала она

тихим голосом, — как бы я хотела наложить тебе пластырь, чтобы боль прошла, но я не могу. — Она помолчала. — Это самая трудная часть того, чтобы быть родителем. —

— Что? —

— Видеть, как падает твой ребенок, а затем иметь силу воли, чтобы ждать, пока он поднимется сам. —

Я невесело рассмеялся.

— Ты поймешь... когда-нибудь. —

— Ты хочешь сказать, что тебе тоже тяжело? — Спросил я почти саркастически. Я тут же пожалел о своем тоне, но я не мог взять свои обратно.

— В каком-то смысле да. Но для меня это не так тяжело, как для тебя. Я все понимаю, Пол. Я не всегда была матерью. Когда-то я тоже была девочкой, и у меня тоже было разбитое сердце. —

— Когда-нибудь, мне станет лучше? — Спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал так несчастно.

К моему удивлению, она засмеялась. — Хочешь верь, хочешь нет, но это так. Сейчас может показаться, что это не так, но становится лучше. —

— Когда? —

Она снова рассмеялась. — Думаю, мне понадобился целый год, чтобы оправиться от первого разбитого сердца. —

— Так долго? —

— Да. — тихо ответила она. — Но я была молода – моложе, чем ты сейчас, и, как мне кажется, я была немного мелодраматична. — Она передразнила девушку, попавшую в беду: —О, мир идет к концу. Что мне делать? Что мне делать? Потом она рассмеялась. — Я выжила. Джинни, моя старшая сестра, помогала мне... У тебя нет старшей сестры, но есть Кендалл. —

— О, да. — сказал я резче, чем хотел. — У меня есть Кендалл. И хотя она хорошо это скрывает, она не может быть счастливее от того, как все получилось. Вот чего она хотела. Ну, по крайней мере, с тех пор, как я приехал в UТ. —

— Как ты думаешь, она действительно любит тебя, — проницательно спросила мама, — или ей нравится идея любить тебя? —

Я задумался. — Я думаю, она действительно любит меня. — сказал я наконец. — Я имею в виду, что знаю, но... —

— Но? —

— Мне кажется, я видел в Кендалл то, чего не знала раньше. — Я немного горько засмеялся. —Я думаю, что она тоже человек в конце концов. — Заметив ее колебания, я объяснил: — Мы с Манфредом всегда называли ее богиней Кендалл. Для нас она была богиней на пьедестале. —

— Никто не может долго продержаться на пьедестале. —

— Знаю. — сказал я. — И когда они спустятся на землю, ты поймешь, что они всего лишь люди. —

— Хм. —

— Значит, Кендалл всего лишь человек. Но она любит меня. Я вижу это в ее глазах, когда она смотрит на меня. И... Я знаю, это прозвучит безумно, но, когда она прикасается ко мне – не в сексуальном смысле или как-то еще, просто прикосновение, понимаешь? Мне... спокойно. Я не могу объяснить это лучше. —

— Кажется, я понимаю. —